Где и чем окончится дорога, Дикон мог только гадать – с ним не разговаривали даже так, как Варден. За два дня Ричард не увидел ни одного офицера. Конечно, те могли ехать впереди, но тогда были бы слышны команды. Похоже, отряд вел Дювье, один из любимчиков Робера, уже бывавший на севере по делам Эпинэ. Дикон находил этому лишь одно объяснение – Иноходец повторяет выходку Алвы, причем втайне ото всех, возможно, даже от своего Карваля.
Ворон выдворил поднявшего на него руку оруженосца из Талига, даже не переговорив. Эпинэ тоже не стал разговаривать, и Дикон его не винил: сам он, не зная правды, обошелся бы с убийцей Катарины куда жестче. Иноходец правды не знал, но он и не любил сестру так, как любил эту тварь Ричард.
Трясясь между каких-то мешков, Дикон по слову, по взгляду, по жесту перебирал встречу за встречей. Он отдавал Катарине больше, чем жизнь и душу, он пожертвовал Честью, нарушив ради своей королевы присягу, а ведь ей ничего не грозило. Ничего! Коронованная шлюха, словно закатный оборотень, обрекала на смерть всех, кто верил ее слезам, только караулящие на перекрестье дорог твари хотя бы отдаются обреченным путникам. Катарина уклонялась даже от этого, она спала с Вороном по доброй воле и на него же клеветала. Еще бы, ведь Алва знал цену любовнице, потому и не стал мстить оруженосцу. Робер тоже не мстит, но не от знания: Иноходец был всей душой предан Альдо. В память о сюзерене он и пошел против Олларов, к которым переметнулся все из-за той же кузины.
Святой Алан, какая нелепость! Повелитель Молний служит потомкам марагонского бастарда. Служит не так, как Алва, превратившие служение в месть сразу и Франциску, и последнему Эрнани, а признавая право Олларов на Талиг. Последнее бесило почти до слез, хотя от службы Раканам эориев освободили сами Раканы. Чего удивляться, что Кэртиана отреклась от потомков колченогого труса?! Оскорбить богов можно лишь единожды!.. Знание захлестнуло Ричарда холодным потоком, разбудив страх перед чем-то высшим, тяжелым, требовательным. Нет, это вернувшийся чудовищный взгляд даровал знание и с ним – забытый за два дня человеческих бед холод. Ричард судорожно вцепился в край телеги, ощущая непреодолимое желание броситься назад, но пути назад не было. Во всех смыслах.
Три загубленных дневных часа Робер решил загладить письмами. Со смерти сестры прошло больше двух суток, а он так никому и не написал. Арлетта предлагала взять это на себя, но графиня не объявляла себя Проэмперадором Олларии, а Катари была для нее всего лишь дочерью подруги. Тоже умершей. Эпинэ поднял глаза на сидящую напротив женщину, которую уговорил поселиться в дедовом особняке. Не мать, не жена, не сестра и тем более не любовница, но в этом доме при нем других женщин, похоже, уже не будет.
– Сударыня, я напишу Ноймаринену, что не знаю, где находится убийца. Я готов в этом поклясться, но регент мне вряд ли поверит, я ведь просил за Окделла. Последний раз – совсем недавно.
– Рудольф поверит мне, – негромко пообещала собеседница, и Робер понял, что беспокоиться не о чем. – Когда регент тебя узнает, нужда в посреднике отпадет, но пока мое мнение лишним не будет. Что ты еще хочешь сообщить?
– Что кузину из ревности убил герцог Окделл и что без графини Рокслей убийства бы не случилось. Это было стечение обстоятельств, а не заговор.
– Заговора и в самом деле не было, – подтвердила Арлетта. Графиня привезла кэналлийское, оливки и даже сыры. Она готовилась встречать новую жизнь, а не провожать мертвых. – Есть вещи, которые не докажешь. Эту тоже не докажешь, по крайней мере без Окделла, но не думаю, что дело в ревности. Королеву убил не влюбленный дурачок, а наследник святого Алана. Арно, мой младший Арно, говорил, что Окделл бредит предками и балладами. Это и сделало его страшным.
Робер не понял. Просто не понял, а немолодая, удивительная женщина сидела перед ним с бокалом в руках, щурясь на оставшуюся в память о Придде бронзовую змеедеву. Робер прикрыл ладонями глаза, пытаясь обдумать сказанное. Мешали горящая даже сквозь тьму рубиновая звезда в бокале графини и слова, вернувшиеся в память среди срезанных маков. Разбивается бокал… Полночь!
Сейчас почти полночь, и у них в руках бокалы. Сегодня вот-вот станет «вчера», но маятник будет качаться, а вода в Драконьем источнике – петь о лете, до которого остается два дня…
– Робер, – раздалось сквозь монотонный напев, – если ты сейчас же не отправишься спать, я, чего доброго, подумаю, что это ты старше Жермона на десять лет, а не он тебя.
– Неважно. – Глаза на удивление послушно открылись. – Сударыня, если это не ревность, то что?
– Долго объяснять, ты уснешь.
– Нет, – заверил Иноходец, глядя в винный огонь. – Не усну.
– Тогда скажи: если бы Альдо убила не лошадь, а человек, что бы сделал с этим человеком Ричард Окделл?
– Альдо убил Моро.
– Я сказала «если». Ричард постарался бы отомстить, чем бы это ему ни грозило? Как Алан?
– Да… Альдо стал для Дикона всем. Не знаю, как это вышло. Просто не знаю! Я боялся, мальчишка вообще не переживет… Не представляю, что бы с ним сталось, если б не сломанные кости и не переворот. Дикон не мог покончить с собой на глазах у этих… своих вассалов. У Карлиона с Берхаймом, а потом понеслось. Он решил, что вошел в регентский совет. Мы не стали его разуверять, а он думал, что нужен Катари. У бедняги только и оставалось, что любовь… Нет, сударыня, он… убил из ревности.
– У него для ревности просто не было времени. Ну подумай же! Дженнифер Рокслей решила заполучить Окделла, ей мешало его чувство к королеве. Намеки не помогали, а намеки были, можешь мне поверить, только Ричард либо не понимал, либо пропускал мимо ушей. Он вбил себе в голову, что любим. То, что это было не так, видели все. И Дженнифер.
– Это видел даже мой адъютант…
– Дженнифер решила открыть Окделлу глаза и устроить так, чтобы он подслушал разговор королевы и оскорбился или был оскорблен. Графиня все обдумала: выговоры, которые получали излишне навязчивые дамы, удержат их в свитской гостиной, а страх нового выговора не позволит задержать близкого друга королевы. Окделл окажется в приемной. Один. Задняя дверь кабинета заперта намертво, но он бывал в малом будуаре и знает, что в кабинет можно пройти еще и оттуда. Будуар открыт – женщина просто не может задвинуть засов. И отодвинуть тоже.
Гость беспрепятственно попадет из приемной в будуар и окажется перед еще одной дверью. Эта дверь запирается только со стороны кабинета и, скорее всего, будет закрыта. Влюбленным свойственна робость. Молодой человек постучит не сразу, он будет прихорашиваться, подбирать слова, услышит голоса и вряд ли устоит пред искушением узнать, не о нем ли речь.
Разобрать, о чем говорят за дверью, можно. Особенно если говорят не у стола, а в креслах у камина. Как мне сказали, последнее время Катарина принимала посетителей именно там. Это знали все, и, разумеется, это знала графиня Рокслей. Если бы разговор, паче чаяния, шел в самом будуаре, гость мог просто встать в приемной у стены, портьеры скрыли бы его от собеседников. Думаю, Дженнифер задержалась именно там, когда Катарина говорила с духовником. Полученная выволочка натолкнула мерзавку на еще одну мысль: застав Окделла за подслушиванием, Катарина скажет резкость и ему, а много ли нужно обидчивому молодому человеку, чтобы отправиться доказывать ей, что она ему не нужна?..