— Когда Карл будет жениться, Талиг сможет снова тратить золото на роскошь. — Королева осторожно примостилась в огромном, разукрашенном ласточками кресле. Если кто здесь и походил на птичку, так это она.
— А ты, значит, будешь жить в Эпинэ?
— Если получится. Я не верю, что Жермон стал жадным или злым, ведь его любит Рудольф… Слава Создателю, мой сын с ним и с Георгией. Они вырастят настоящего короля. Не игрушку и не зверя… Ну почему женщиной родилась Георгия, а не Фердинанд?! Хотя она так не думает, потому что счастлива… Такого мужа легко любить. Я бы тоже любила, полюбила бы… Рудольф — справедливый человек и мудрый. Самый справедливый из тех, что я знаю. Как ты думаешь, он сразу приедет? В армии он теперь не нужен, ведь там… герцог Алва.
Если бы! Но зачем ей еще одна тревога?
— Ты очень устаешь? Не представляю, как ты все это запоминаешь? Я бы с ума сошел от одних законников.
— У меня хорошая память. — Осунувшееся личико внезапно стало лукавым. — Знаешь, я ведь до сих пор помню всего Веннена. Хочешь, прочту тебе любой сонет? Выбирай!
— Не хочу. Тебе нужно побольше отдыхать. И не здесь, а в Нохе. Здесь в глазах рябит.
— Регент Талига не может жить в эсператистском монастыре. Я должна быть во дворце. Со своими дамами, в своих платьях…
— Та, что меня встречала, теща Лаптона? — осенило Робера. — Ты что, взяла ее назад?!
— Взяла, — вздохнула Катарина, — иначе ей конец. И не только ей. Те, кто не служил Ракану… Не из смелости не служил, просто не вышло… Они сейчас накинутся на тех, кто успел, а у Дженнифер дочка. И у жены Лаптона малыш, а ее мать… Одетту приставили за мной следить, но она не вредила ни мне, ни Айри… Как бы я хотела отдать все долги, но мертвым не отдать ничего.
Живым порой тоже не отдать, как бы ни хотелось. Попробуй расплатись с Вороном. С Левием. С самой Катари… Правда, есть и другие долги.
— Зачем ты отпустила эту мразь? Я про Штанцлера.
— Не знаю. — Длинные пальцы бездумно играли светлыми прядями. «Самые прекрасные волосы королевства», как сказал Альдо. Он был прав.
— Катари, забудь на время про… милосердие. Это Штанцлер взбаламутил Эпинэ и заставил Дикона поднять руку на Алву. Об этом я знаю из первых рук, но вряд ли это все.
— Не все. — Она задумчиво сдвинула брови. — Только подло отпустить человека и тут же снова… в Багерлее. Штанцлер — старик. Он больше никому не нужен. Даже Дриксен… Если Создатель захочет его наказать, то накажет и в собственной постели, и в обители. Как… Альдо Ракана!
— Как хочешь.
— Не сердись, — попросила сестра и вдруг удивленно распахнула глаза: — Знаешь, я поняла, почему… Из-за Окделла. Он чуть не погиб из-за своего короля, а больше у него никого не осталось… Ты давно узнал про Надор?
— Давно… Весть привезли мои солдаты.
Дювье, докладывая, все время сбивался и опускал глаза. Он знал, что Айрис Окделл — невеста его Монсеньора, но не знал, кто послал девочку на смерть. И о том, что Монсеньор — вопреки воле деда — не поднимал восстания и не желал поднимать, не знал. Вот про договор с регентом Карваль сержанту сказал, ну так и Дору растаскивали уже не те солдаты, что вешали Маранов.
— От меня все скрыли. — Голосок Катари дрогнул, она глубоко вздохнула и внезапно шмыгнула носом. — Врач сказал, вы послушались, а я… У меня не такое плохое сердце, иначе оно бы уже… Когда я узнала про Ренкваху и потом… Робер, почему Айри согласилась стать твоей женой?
— Она мне поверила.
Поверила и погибла, но рассказывать о похожей на лошадку девочке он не станет. Никому.
— Не хочешь говорить? Я тоже не хочу говорить о многом… Робер, я, наверное, лицемерная лгунья! Я убеждала себя, что не желаю никому зла, и Альдо тоже… Я пыталась его отговорить, я молилась, но я… Я рада, что Создатель положил конец его безумиям. Это грех, но как же я рада! Теперь я должна сделать так, чтобы эта кровь стала последней… Понимаешь, последней! Мне сказали, что я — регент. Я не совсем поняла почему… Раньше я разбиралась в законах, а сейчас поглупела. С женщинами так бывает, не получается сосредоточиться, а эти кодексы… Это какая-то насмешка над здравым смыслом… Правду говорят, все юристы безумны!
— Только не мэтр Инголс, — не согласился Робер. — Он всегда мечтал обойти самого Франциска, а тут на стыке трех его законов образовалось такое. Такой казус…
— Мой сын… — Она рванула и без того свободный воротник. — Для юристов он — казус. Ты нашел очень верное слово…
— Не говори глупостей! — Иногда приходится орать. Когда не орать нельзя. — Сейчас все кончилось, в городе спокойно, гонцы выехали в Старую Придду, дней через десять Ноймаринен получит твое письмо. Ты сделала все, что могла, и ты сама говоришь, что герцог — человек справедливый. Подумай, вправе ли ты отбирать у ребенка отца? Настоящего отца, ведь ты сейчас свободна.
— Его отец — Фердинанд Оллар. — Она так же смотрела, когда объявила Альдо, что не желает развода. — Это правда.
— Даже для меня? — тихо спросил Иноходец.
— Да. — Женщина опустила ресницы. — Одна тяжесть — это просто тяжесть, а разделишь — получится четыре. Ты станешь жалеть меня… нас. Я — бояться за тебя. Нет, ты будешь знать только то, что знают все. То, что я говорила вчера и сегодня и что скажу завтра. Я — регент Талига, и я им останусь… Только я не всегда понимаю, что нужно… Решать самой и сразу — это так трудно, а еще Окделл… Он подумал, что тоже в совете, а я его не поправила. Как ты думаешь, я должна сказать, что он ошибается?
— Регент… То есть Ноймаринен ответит раньше, чем у Дикона срастется ключица. Сейчас он даже в седло сесть не может.
— Он похож на отца, — неуверенно произнесла Катарина, — а тот… Я увидела Эгмонта впервые на своей свадьбе, но сразу узнала. Он так походил на портрет убийцы Рамиро. Это дурное предзнаменованье — встретить на свадьбе вернувшегося убийцу… Алан вернулся и увел в Ренкваху Ми… многих, а мы, кто уцелел, попали в плен. К прошлому и к таким, как… как Штанцлер. Ты прав, я не должна ничего решать сама, я только порчу…
— Не говори глупостей. Вчера ты говорила как настоящая королева. А как ты спорила с Манриками! Мне рассказывали…
— Тогда больше не было никого, только я, а сейчас есть ты, есть Левий, есть мэтр Инголс… Только… герцог Алва ушел, я его так и не увидела. Его высокопреосвященство предлагал встречу, но Рокэ не захотел. Он всегда решал за других. И сейчас решил.
Больше Робер не сомневался. Она могла молчать, могла лгать, вернее, пытаться лгать, но такими глазами женщина смотрит, лишь говоря о своей любви. Великой, горькой, безнадежной.
— Алва вернется. — Робер привлек сестру к себе. — Только покончит с дриксенцами, а то они без него обнаглели. Все у вас будет хорошо, не бойся.
— Я боюсь, — тихо призналась Катари, — не могу не бояться… Робер, я не хочу здесь оставаться, но ведь иначе нельзя? Мы не можем все оставить на… на север! У них и так война…