– Ваше Величество… Катари… В Олларии живут хорошие люди. Есть и злые, но их меньше… Даже в ночь Октавии… В Олларии больше четырехсот тысяч… Лионель, то есть генерал Савиньяк, говорит, что убийц не больше трех тысяч. Их уже поймали…
Катарина Ариго улыбнулась:
– Ты слишком честен, Ричард. Честен и смел, как и твой отец. Если бы Эгмонт… Прости, если б герцог Окделл был менее благороден, он был бы жив. Ты с ним одно лицо, я… Я не знаю, что будет со мной через десять лет.
– Через десять? – переспросил Дик. Он ничего не понимал, совсем ничего.
– Через десять лет тебе исполнится двадцать восемь, – королева попыталась засмеяться, – а мужчину в двадцать восемь не отличить от мужчины, которому тридцать два…
Я встретила герцога Эгмонта в день своей свадьбы, ему исполнилось тридцать два, мне – восемнадцать. Я первый раз была в Олларии, мне все было в диковинку… Невесту короля встречало множество дворян, – Катари помолчала, – какой же наивной и глупенькой я была! Я готовилась принести себя в жертву Талигойе, а сама надеялась полюбить своего мужа. В конце концов король был еще не стар, его никто не называл ни злым, ни уродливым. Создатель, зачем я это рассказываю, но… Но иногда устаешь молчать.
– Я… – Дик подался вперед, – я… слушаю.
– Я вижу, – Катарина вздохнула и прикусила губу, – я начала рассказывать и… и совсем запуталась.
– Ты… Ты увидела отца во время свадебной процессии, – пришел на помощь Дик.
– Да… Не знаю, что на меня нашло, но я решила, что он – король. Никогда в жизни я не была так счастлива, как в эти несколько минут. Мы подъезжали… Сначала я увидела пеструю полосу, потом она распалась на фигурки, они росли, росли, росли… – королева всхлипнула, но справилась с собой и мужественно закончила: – Потом я стала различать лица. Я не знала, где Придд, где Эпинэ, где Алва. Я просто смотрела, мне было любопытно и страшно… Ты понимаешь?
Дик кивнул, но Катари вряд ли заметила. Теперь она говорила очень быстро, словно боясь, что ее остановят. На Дика она не смотрела.
– Там был высокий человек, – тонкие пальцы с силой рванули шарф, шелк наконец не выдержал, но Катари не замечала, что делали ее руки, она продолжала говорить, лихорадочно глотая слова, путаясь, сбиваясь. Дик понимал не все, но перебить было невозможно. – Он был со всеми, но казалось, что он совсем один. И я решила, что это король… Я как-то сразу поняла, что короли или безумны, или одиноки. Я придумала фразу, с которой к нему обращусь.
«Ваше Величество, – хотела сказать я, – вы так похожи на святого Алана!» Представь, я забыла и то, что святой Алан был при жизни Повелителем Скал, и то, что он не был олларианским святым. Святая Октавия, я была таким ребенком! Мне, конечно, объяснили, что надо притворяться олларианкой, но у меня все вылетело из головы. Я видела только святого Алана… Он вышел вперед… Я так обрадовалась, Дикон, так обрадовалась… Король подал руку невесте и спросил меня, не устала ли я в дороге. Я ответила «О нет» и сказала, что он… он похож на Алана.
«Он мой предок», – сказал король. Но я и тогда ничего не поняла и назвала его Ваше Величество. «Вы ошиблись, – ответил мой святой, – Его Величество ждет свою невесту во дворце, а я – герцог Окделл». И тогда я поняла, что сейчас умру, но пришлось идти, делать реверансы, подниматься по лестнице. Эгмонт Окделл вел меня… Вел к другому! Жирному, бледному, пустому… Никакому!
Обрывки шарфа полетели на землю. Королева вскочила, споткнулась, но удержалась на ногах и, прихрамывая, прямо по клумбам побежала к дальним кустам. Дик, слегка замешкавшись, бросился за ней, топча отцветающие гиацинты. Катари он догнал у зеленой изгороди, женщина прятала лицо в яркой зелени, беспокойные руки крутили молодую ветку.
– Катари, – неуверенно позвал Дик, отчаянно боясь сказать или сделать что-то не так, – Катари… Не надо!
– Я знаю, что не надо, – она обернулась, губы были искусаны в кровь, – я не запла?чу. Я не должна плакать и не буду… Это от того, что ты похож… Прости…
Дик молчал, сраженный чужой бедой. Знала бы рыдавшая над мертвой лошадью Айри, что такое настоящая боль, настоящее одиночество, настоящий страх.
– Дикон…
– Ваше… Катари, я могу помочь?
– Ты уже помог… Дикон, я придумала про твою сестру. Мне нужен был повод… Граф Васспард – честный человек. Я хочу думать, что честный, но вдруг письмо кто-нибудь увидит, кто-то чужой… Значит, твоя сестра хочет в столицу?
– Да, очень…
– Я приглашу ее. При дворе бывают порядочные люди… Если есть справедливость, дети Эгмонта Окделла должны быть счастливы. Должен же быть счастлив на этой земле хоть кто-то! Ричард, дай тебе Создатель любить и быть любимым…
Он уже любит и будет любить вечно, но не скажет, даже если его будут убивать.
– Катари… Я знаю, эр Рокэ может быть злым, но он… Он тебя тоже любит, клянусь…
– Тоже! – Дик не понял, смеется она или плачет. – Создатель, «тоже!». Это человек – мое проклятье, Дикон! Мой ужас… И я сама во всем виновата, я, и никто другой!
– Ты… Ты его не любишь?
Зачем он спрашивает? Он же видел их вместе, видел, как она на него смотрела в день возвращения… Катари обижена, испугана, устала. Она сама не понимает, что говорит!
– Ты не представляешь, как глупы женщины, – Катари отпустила ветку и повернулась к Дику лицом. – Они готовы меня убить потому, что Ворон спит со мной, а не с ними. Дурочки, лучше бы они возненавидели его, тогда бы живо оказались на четвереньках с задранной юбкой. Он пьет чужое бессилие и чужую ненависть, как свою любимую «Черную кровь». Ворону все равно, мужчина ли, женщина ли, лишь бы унизить. Он никогда не свяжется с тем, кто его любит, а такие есть…
Мы ненавидим друг друга, Ричард Окделл, но я прикована к этому человеку. И я… я виновата перед ним и перед Талигойей! Если бы я умела лгать, все было бы иначе…
– Катари!
– Слушай, если хочешь знать правду обо мне и человеке, которому ты достался. Потому что больше тебе никто ее не скажет. Даже я! Вечером я буду себя проклинать за эту правду… Если хочешь жить спокойно, уйди… Нет, просто уйди…
– Я не уйду!
– Не бойся, я не убью себя. У меня трое детей и братья в тюрьме… Я не стану расчищать дорогу Дораку… Аспид спит и видит женить короля на «навознице» или фельпской купчихе, но королева Талигойи – я! И я буду сражаться, если больше некому… Иди домой, Ричард, не бойся за меня…
– Нет, – Дик, сам не понимая, что делает, схватил королеву за плечи, – я не уйду.
– Я тебя предупредила, – голос Катари звучал устало, – но ты сын Эгмонта, этим все сказано… Фердинанд не мужчина, Дикон. Они его лечили… Ты не представляешь, каким ужасом были мои брачные ночи. Ты рассказывал про Беатрису Борраску, я вспоминала себя…
Фердинанду помогали сначала два лекаря, потом четыре. Я… Я закрывала глаза и терпела. Меня выдали за Оллара ради мира и наследника. Не было ни того, ни другого… И тогда Дорак решил отдать меня герцогу Алве. Я согласилась… Я согласилась бы и на Леворукого, чтобы прекратить ночные пытки.