Ричард Окделл был воспитан в эсператистской строгости и помнил, что воровство является одним из самых тяжких грехов, но история оказалась настолько занимательной, что Дик намертво застрял среди слушателей.
Эр вспомнил об оруженосце лишь после ужина, о чем Дику сообщил какой-то мушкетер, оторвавший юношу от приключений неуловимого Гаррэта. Сказка, наполненная древними тайнами, жуткими тварями и немыслимыми приключениями, кончилась. Пришлось возвращаться в обыденную жизнь, полную сложностей и обид. Ричард не сомневался, что его спросят про Оскара, и, по своему обыкновению, заранее переживал неприятный разговор. Он почти поверил в те слова, которые скажет его эр, и в свою достойную отповедь, но все, разумеется, пошло не так.
Рокэ Алва валялся на траве у входа в свою палатку. Черные волосы маршала скрывала повязанная на кэналлийский манер косынка, он лениво поигрывал кинжалом, но шпаги при нем не было. Рокэ походил не на Проэмперадора Юга, а на разбойника с большой дороги. Говоря по чести, ему и следовало родиться разбойником.
— Что с вами, юноша? — Полусонные глаза скользнули по лицу Дика. — Такая жара, а вы бродите целый день по солнцепеку, словно поэт какой-то. Признавайтесь, с чего. Муки любви, нечистая совесть или мысли о бренности всего сущего?
Дик, как всегда, растерялся, но Рокэ, не дожидаясь ответа, прикрыл глаза и закинул голову, подставляя лицо уходящему солнцу.
Вечер выдался дивный. Жара медленно спадала, выгоревшее небо наливалось глубокой синевой, в засыхающей траве стрекотали кузнечики. Обилие нагрянувших в их степи людей и лошадей маленьких скрипачей не заботило, хотя и несло неловким и незадачливым гибель под копытами и колесами. В Надоре кузнечики были помельче и другого цвета — серые и ярко-зеленые… Сейчас в Надоре собирают яблоки и объявляют о грядущих осенью свадьбах. Надо пригласить Оскара в Надор. Они замечательно проведут время — будут ездить на охоту, фехтовать, стрелять. Надо научиться гасить пулей свечи. Отец говорил, если один человек что-то сделал, другой сможет это повторить. А вдруг Оскару понравится Айрис, и они станут родичами, почти что братьями. Наль — размазня, а Феншо-Тримэйн, случись что с самим Диком, станет достойным Повелителем Скал.
— Монсеньор, дозвольте доложить. — Дик вздрогнул и открыл глаза. Сумерки совсем сгустились, но Клауса юноша узнал сразу. — Все, жабу их соловей! Можно ехать.
— Жан там? — В голосе Ворона не осталось и следа лени.
— А где ж еще. Караулит в лучшем виде.
— Сколько их?
— Как и думали, три «лапы». Свеженькие, отожравшиеся…
— А что наши?
— Дрыхнуть собрались. В рощице у ручья. Нашли место, жабу их соловей!
— Успеем?
— Запросто, — заверил таможенник, — туда на рысях часа три, не более, а седуны раньше, чем под утро, не полезут, знаю я их.
— За нами следят?
— Следили, — хмыкнул богатырь, — трое. Больше не следят.
— Ты?
— Двоих — я, третьего — Лово. Я, монсеньор, ваших сразу упредил, как вы и наказывали.
— Хорошо. — Рокэ ловко вскочил с земли и подхватил лежащий рядом плащ. — Идемте, юноша, нам предстоит прогулка под звездами.
Дик послушно спустился за своим эром и Клаусом в тот самый овраг, по которому выбирался из лагеря Оскар. Внизу ждали готовые к походу кэналлийцы и адуаны, держащие в поводу лошадей. Лово, тихонько взвизгнув, ткнулся хозяину в руку, но этим и ограничился.
Пес явно знал и понимал больше, чем Дик, — юноша не представлял, куда и зачем они пробирались сначала оврагом, затем темной, таинственной степью. Небо было ясным, но луна родилась совсем недавно и почти не давала света, зато впереди и по бокам то и дело вспыхивали и гасли странные голубоватые искры. Ричарду очень хотелось спросить, что это такое, но он не решался. Кони шли резво, хотя с таким же успехом они могли стоять на месте. По Варасте можно скакать сутками, а вокруг будет все та же бесконечная, крытая жесткой травой степь, изредка прорезаемая речками и оврагами.
Дик не представлял, как здесь ищут дорогу, разве что по звездам, но таможенник уверенно вел отряд, даже не думая смотреть на небо. Впереди бежал Лово, затем ехали они с Рокэ и Клаус, а сзади, по трое в ряд, кэналлийские стрелки и адуаны.
Ворон был занят разговором с Коннером — расспрашивал того об обитателях Сагранны и, казалось, был полностью поглощен историей каких-то бакранов. Дик слушал вполуха, старательно воображая себе грядущие неприятности. Почему они ушли тайно? Куда? За кем следили Жан с Клаусом? Что все это, в конце концов, значит?! Неужели Ворон решил разыскать Феншо? Алва не любит, когда нарушают его приказы. Теперь Дик не сомневался, что Оскару не поздоровится, а заодно и ему, ведь он все знал и не сказал.
— Юноша, не спите. — Оклик Рокэ заставил Дика вздрогнуть.
— Я не сплю, я… Я задумался.
— Сочувствую. — Ричард не видел лица Алвы, но не сомневался, что тот улыбается своей неприятной улыбкой. — Клаус, я так понимаю, бакраны обязаны своим именем горе, но живут отчего-то совсем в другом месте. С чего бы это?
— А с того, монсеньор, — откликнулся Клаус, — что, осмелюсь доложить, бакраны раньше и впрямь жили у самой Бакры. Там и охота лучше, и места поприветней. Их оттудова бириссцы вышибли.
— Видите, юноша, — наставительно сказал герцог, — сколь мы невежественны. История — вещь удивительно поучительная. Ваши милые бириссцы, которых мы, согласно вашим сведениям, лишили родины, в свое время вышибли с родимых пепелищ неведомых нам бакранов и, возможно, не только их.
— В точку смотрите, монсеньор, — влез таможенник, — акромя бакранов в тех краях еще яги жили, только их совсем не осталось. Они уйти не захотели, потому как горам молились. Бакраны — те в бога-козла верят, дескать, рано или поздно земля расступится, выйдет из нее огненный козел и всех бакрановых врагов потопчет, а бириссцев, жабу их соловей, — первыми. Тем и живут. А яги свои каменюки защищали, вот и дозащищались… Гора осталась, а их и след простыл.
— А что ты еще про бакранов этих знаешь? Ты бывал у них?
— Как не бывать, они недаром козлу молятся, козы у них лучше не придумаешь — и молочные, и шерстяные, и верховые. Нам в горах без одежки из козьей шерсти вовсе худо было бы, вот мы к ним и ездим, меняемся, они и рады. Бедно живут, ой, бедно. Бириссцы-то, жабу их соловей, загнали бакранов на Пыльную гору и заказали им спускаться. Иначе, говорят, всех порешим. Вот они и сидят в горах…
— Ты по-ихнему говоришь?
— Ну, — пожал плечами таможенник, — столковаться могу. Сколько мы берем, сколько даем… Старейшина ихний по-нашему здорово разумеет. Если не помер в зиму, вестимо. Толковый он, понимает, в чем ему польза.
— А зовут его как?
— Бакна его кличут, только уж, простите, монсеньор, не знаю, имя это или, может, звание какое.
— Что ж, мы это выясним, Клаус, долго еще?