Поворачиваются реи, недовольно скрипят мачты. «Франциск», на ходу сбрасывая ставшие лишними паруса, встал в кильватер идущего впереди «Рамиро», боцманские дудки смолкают – готово! Оседлав гематитовые волны, флагман движется навстречу врагу, он готов к бою, но пушки молчат: стрелять пока не в кого.
Альмейда вновь изобразил из себя изваяние, Аларкон еще не вернулся. Рядом грызет удила Альберто. Альмейда был немногим старше, когда вместе с Алвой угнал «Каммористу». Теперь огонь ушел под землю, но тем страшней, если он проснется...
– Кэцхен! – рука Альберто указывает на юг. – Три!
Полосы-стрелы возникают из ниоткуда, мчатся к сближающимся эскадрам, будоража и без того недоброе море. Тем, кто окажется у них на пути, несдобровать. Топить большие корабли кэцхен не под силу, иначе б Хексберг не стал портом, но разорвать паруса, спутать снасти, окатить ледяной водой, сбить с курса шквал может.
Подъем, крен на правый борт, спуск, крен на левый, и вновь подъем...
Арьергард закончил поворот, теперь обе колонны идут навстречу друг другу параллельными курсами.
– Двадцатая хорны, – бормочет Берто.
– К бою, – бросает Альмейда. – Открыть порты!
Если кэцхен вернутся, нижние палубы захлестнет, но кэцхен бояться – в Хексберг не ходить...
– Порты второй палубы открыты! – доносится со шканцев.
– Выдвигай!
Пенная черта скользит меж колоннами, пляшут волны, ветер срывает с них пенные гребни. Не причинив никому вреда, кэцхен уходят в глубь залива. Пусть они обойдут Вальдеса стороной.
– Порты открыты, – докладывают с нижней палубы, – пушки выдвинуты...
2
Колонны продолжали сходиться, но теперь корабли шли медленно, почти ползли. Верхние паруса были убраны, реи закреплены цепными боргами. Артиллеристская прислуга закончила таскать картузы с порохом и ядра и вовсю мочила швабры – тушить искры и притирать рассыпанный порох. Хорошо, что палуба не просто мокрая, все: дерево, такелаж, парусина – отсырело насквозь.
– Зажечь фитили, – приказал Шнееталь. Капитан успел сменить шейный платок на парадный, снежно-белый.
– Фитили горят!
– Авангард доносит: «Противник вышел на параллельный курс. Сбрасывает паруса».
– Хорошо...
Хорошо, что авангард ведет Бюнц, и хорошо, что он получил повышение. Кесарь утвердит представление Ледяного, не может не утвердить! Зепп знал капитана «Весенней птицы», коренастого, светловолосого, похожего на торгового шкипера. Руппи говорил, Бюнц давным-давно стал бы шаутбенахтом, не будь он столь откровенен в своей ненависти к принцу Фридриху, особенно если выпьет.
– Пушки верхней палубы к бою готовы...
– Вторая палуба. Лейтенант цур зее Ойленбах готов открыть огонь.
– Докторская команда готова.
– Третья палуба. Лейтенант цур зее Гаульман готов открыть огонь...
– Палубная команда готова.
Готовы... готовы... готовы... Голова Зеппа шла кругом, он тонул в докладах, рапортах, приказах, со всех сторон сыпавшихся на ют. Руппи, тот бы догадался, что нужно адмиралу, а Зепп мог только исполнять приказы, но приказов не было. Ледяной Олаф просто стоял спиной к борту, широко расставив ноги и сцепив руки за спиной. Всем распоряжался фок Шнееталь, а адмирал молча смотрел то ли на пляшущий на мачте брейд-вымпел, то ли на низкое, серое небо, в котором не было даже чаек.
– От Бюнца, – прокричали с марсов. – Авангард ведет Берлинга. Бюнц готов открыть огонь.
Адмирал кивнул, давая понять, что расслышал. Он стоял на качающейся палубе, все так же глядя вверх. Неужели все так плохо? Ледяной Олаф найдет выход, он его всегда находил! По спине пробежал противный холодок, лучше б они уже стреляли. Честное слово, лучше бы они стреляли! Йозев понял, что еще немного – и он сделает что-то трусливое и глупое. Он не может и дальше стоять с пустыми руками... Дед говорил, что в пустую голову лезет всякая дрянь, значит, голову надо занять.
Йозев уставился на ту же мачту, что и адмирал, пытаясь представить себе свой боевой пост у пушек левого борта: рассыпанный по бурому настилу песок, в ведрах дрожит вода, тлеют фитили, скрипят тали, досматривают последний сон орудия. Канониры и матросы ждут приказа выдвинуть пушки. В который раз проверяя, все ли в порядке, проходит премьер-лейтенант. Он в парадном мундире, на шее вышитый одной из дочерей шарф...
– От Доннера. Арьергард ведет бой, оторваться от противника не представляется возможным.
Олаф Кальдмеер еще раз кивнул, словно сам задал себе вопрос и сам ответил.
– Бюнцу, – голос адмирала едва не утонул в нарастающем свисте ветра. – Флагман приказывает действовать по обстоятельствам.
3
До головного дриксенского линеала оставалось полхорны, не больше. Утром этот двухпалубник шел последним, теперь арьергард стал авангардом. Луиджи покосился на Альмейду: альмиранте стоял плечом к плечу с Аларконом. «Франциск» был готов к бою, настолько готов, что единственным делом стало ожидание.
– Это должен быть Бюнц, – решил Берто. – Он у дриксов вроде Вальдеса, а корабль – «Весенняя птица», у него на носу ласточка.
– Мило, – одобрил Луиджи, – но не осенью.
Кто первым приветствовал гостей, «Молния» или «Алвасете», фельпец не разобрал, но у самого носа «Птички», если это была она, вскинулся короткий толстый фонтан. Белый дымный шар, медленно расплываясь, поплыл наперерез дриксенцам.
– Сейчас ответит, – молодой Салина аж приплясывал, – он всегда здоровается.
– Далековато, – усомнился Луиджи.
– Все равно ответит. Кстати, у этой птички зубы больше, чем у волка, а на голове венок.
– А почему бы и нет? – расхохотался, к собственному удивлению, Луиджи. – Если бывают влюбленные акулы, могут быть и кусачие птички.
– Могут, – сверкнул зубами Берто. – Ну, что я говорил?
Борт «Птички» от носа до кормы вспух белесыми клубочками, ветер отбросил их назад вместе со звуком, корабль скрылся в бледной пелене. Куда делись ядра, видели разве что с первых кораблей Берлинги, не замедлившего обменять залп на залп. Или это в бой вступил «Манлий»?
Линеалы втягивались в перестрелку, как змеи в нору, ветер гнал дымное марево на дриксов и дальше. Длинная бродячая волна приподняла «Птичку», ее марсели на мгновенье заполоскали, нос рыскнул в сторону, но быстро выправился, зато идущая следом трехпалубная громадина вывалилась из линии.
Берто перевесился через борт.
– Вот корова! – припечатал он. – Эх, были б мы поближе...
«Птичка», прикрывая незадачливого товарища, дала полный бортовой, «Память Каделы» и «Манлий» ответили. Теперь ядрами обменивалось до десятка головных кораблей, дымные облака становились все гуще, издалека казалось, что линеалы вот-вот сойдутся борт к борту.