Оставшиеся сзади колонны тоже стреляли, продолжая ползти в открытое море, ловить там было нечего, и Луиджи вновь уставился на север. Прямо перед глазами тонуло трехмачтовое судно, палуба была уже вровень с водой. Серые фигурки пытались спустить шлюпки, синие толкались и мешали. Из общей свалки выбрался фрегат охранения, лег в дрейф рядом с тонущим, это заметил линеал с крылатым конем на носу, немного довернул и дал залп. На фрегате лопнувшими струнами заметались снасти, полетели вниз обломки рей, но матросы продолжали спускать шлюпки. Марикьяре приблизился и саданул еще раз. Зрелище было не из приятных...
– Но там-то! Там-то! – топнул ногой Уго, тыча трубой в горло залива. – Они же разбегаются, заразы!
Луиджи с готовностью перевел взгляд к югу. Десятка два кораблей поодиночке и небольшими группами тянулись прочь из проклятого залива, и среди них было несколько подходящих.
– Мористей, – велел Джильди, – ищем тех, у кого артиллерия поплоше.
Галера Рангони, словно услышав, развернулась и, вспенивая воду, рванулась за зеленым купцом.
– За ним! – крикнул Луиджи.
На «Вороне» взмыли сигнальные флажки. Джузеппе предлагал совместную охоту!
Зеленый впереди улепетывал под всеми оставшимися парусами, но галеры были быстрее.
– У, задница, – проревел в восторге Варотти, – прямо как у дожихи.
– По ней и врежем, – весело выкрикнул Луиджи, – заходи с кормы. Лотти тут?
– Тут! – заорал канонир, до невозможности похожий на увидевшую кровь гончую.
– Треножить! – велел Луиджи. – Потом подберем. Передай Рангони: «Заходим с кормы. Двойной носовой в шесть стволов».
– Рангони, – прочитал подошедший Ленуцца. – «Двойной носовой. Готов, ждет».
Они зашли с кормы вдвоем. Зеленый шлепал вспугнутой лягушкой по водяной тарелке. Отчего-то стало смешно, галера взлетела на волну, словно на гору, соленые брызги коснулись губ, что-то тихонько звякнуло. Словно колокольчик.
– Хорош, – крикнул Лотти.
На корме «Ворона» Рангони поднял руку со шпагой, Луиджи тряхнул волосами, отгоняя непонятный смех, обнажил клинок. Галеры шли голова в голову. Джузеппе кивнул, Луиджи ответил, шпаги полоснули воздух, рявкнули пушки. Кто разбил руль? Наверняка Лотти, но ничего не докажешь. Зеленый, потеряв управление, жалко затрепыхался, ну и Леворукий с ним. Ветер дразнил, пел, тащил за собой, к выходу из залива. Зачем останавливаться? Зачем тратить время на подбитого купца? Что с него взять? Вперед! За другими, их еще столько осталось! Гнать добычу – это так весело, это почти танец, почти песня, почти полет...
2
– Господин шаутбенахт, – как стыдно быть в целом, не прорванном, не прожженном мундире, пусть даже и мокром, – лейтенант Фельсенбург прибыл.
– Руппи, – прохрипел Шнееталь, – откуда ты? Где этот... Хохвенде?
– Или на дне, или на пути в Метхенберг! – Где адмирал? Надо спросить, но как же страшно. – Генерал фок Хохвенде, узнав о возвращении Альмейды...
– Ты сумасшедший, – какими белыми становятся глаза, когда лицо черное от копоти, – зачем ты вернулся?
Ответить не дал пушечный залп, капитан с силой швырнул Руппи на изуродованную палубу, свалился рядом. Визжащий черный ветер пронесся над головой, разнося палубные надстройки, разбивая шлюпки, кроша и без того превратившийся в решето фальшборт. Кислая пороховая вонь, запах гари и чего-то донельзя тошнотворного, и тут же свежий морской ветер. Ад, в который он полез по доброй воле. Шнееталь хочет знать, зачем...
– Я – адъютант адмирала, – заорал Руппи лежащей перед его носом вывернутой ноге в черном офицерском сапоге без каблука, – мое место с ним, а не с крысами...
Чугунный ветер стих, надолго ли? Над головой качались обрывки фала, зацепившегося за обломок мачты. Руппи глянул на Шнееталя, тот, морщась, поднимался, фок Фельсенбург вскочил, протянул шаутбенахту руку, за которую тот с благодарностью ухватился.
– Бери своих и идем. Быстро, пока они заряжают. Ойленбах, вы знаете, что делать... Всех, кого поднимете, – к орудиям левого борта... Матросов, канониров – всех! Только оставьте матросов у бизань-брасов.
– Слушаюсь, – артиллерист захромал по искореженным шканцам, подзывая рукой уцелевшего боцманмата. «Ноордкроне», всегда такую красивую и чистую, застилал вонючий дым, шканцы были завалены обломками, залиты кровью, у бортов лежали мертвецы, рядом, не глядя на них, канониры банили уцелевшие орудия, на все голоса скрипели и визжали пушечные тали, такелаж, блоки.
– Смотри под ноги, – прокашлял фок Шнееталь, и вовремя – внизу зияла дыра, сквозь которую виднелись доски второй палубы и брошенный банник.
Куда его ведут, Руппи не спрашивал, он знал, что сейчас увидит своего адмирала. Мертвого, иначе б Шнееталь сказал, что Ледяной жив. Вот так и понимаешь, что был с тобой рядом человек, про которого ты не знал главного: когда его не станет, из-под ног уйдет земля, но ты сожмешь зубы. И будешь жить так, словно он рядом, и неважно, что этой жизни осталось всего ничего. Чтобы зарядить пушку и выстрелить в упор, хватит.
Сзади вразнобой загавкали легкие пушки, внизу тяжело ухнула одна, тяжелая. «Ноордкроне» еще огрызалась, «Ноордкроне» еще была флагманом.
– Господин шаутбенахт, – очень спокойно сказал Руппи, – если это возможно, прошу определить меня в артиллерийскую команду под начало господина Ойленбаха или же моего друга Йозева Канмахера.
– Лейтенант Канмахер погиб, – прошипел фок Шнееталь. – Будь у меня такой сын, я б им гордился...
Зепп тоже?!
– В таком случае я готов принять его батарею. – Руперт фок Фельсенбург больше не был адъютантом адмирала, но лейтенантом флота Его Величества он оставался. Он мог бы управиться с любой мачтой, рассчитать курс, но сейчас важнее были пушки.
– Вы – адъютант адмирала, – шаутбенахт переступил через переломанные доски, – и вы отвечаете за его жизнь.
– Что? – выкрикнул Руперт. – Олаф жив?!
– Ранен и оглушен, – фок Шнееталь глухо закашлялся и затряс головой. – Проклятое горло, как некстати... Руппи, постарайся дотащить его до берега. Будь он в сознании, он бы не позволил, но не было бы счастья, да несчастье помогло. Я послал весть Цвайеру, но дошла ли она... Короче, как старший морской начальник, приказываю тебе спасти адмирала. Любой ценой! Ты меня понял?
– Д-да!
– У тебя есть вельбот и гребцы, бо́льшего я тебе дать не могу...
– А вы? – зачем-то спросил Руппи.
– Мы остаемся, – прокашлял фок Шнееталь, – нужно дотянуть до темноты. Когда торговцы уйдут, уйдут все, кто сможет...
Очередной залп прекратил рвущий душу разговор. Если б грот-мачта не была сломана, она сломалась бы сейчас, парой бье ниже. Брызнули осколки древесины, смешались с картечью – вдогонку тяжелым пушкам фрошеры саданули из легких.