– Не понимаю, – пробормотал Робер, глядя на чужую лютню в собственных руках, – у нее нет струн, а она играла. Как?
1
Пальцы Эпинэ были изрезаны в кровь, а струны лопнули. Дурная примета, но Иноходец сам виноват. Зачем было набрасываться на Дейерса?! Он, конечно, не Дидерих и не Веннен, но он нашел нужные, правдивые, справедливые слова.
– Что ты пел? – резко спросил Альдо.
Иноходец не ответил, только взял у Матильды платок и вытер пальцы. Святой Алан, он совсем сумасшедший. Или пьяный. Хорошо, Альдо, увидев, что творит герцог Эпинэ, велел отойти всем, кроме Матильды и Повелителей, хотя Валентину тут делать нечего.
– Робер, – сдвинул брови сюзерен, – о Дейерсе мы поговорим позже, откуда ты взял эту песню?
– Точно не помню, – Эпинэ засунул окровавленный платок за обшлаг рукава, – слышал как-то в Эпинэ. От брата.
– Я знаю эту песню, – подал голос Дикон. Вспоминать Ворона не хотелось, но сюзерен ждал ответа. – Герцог Эпинэ спел ее не до конца. В ней должно еще быть о Скалах и Ветрах.
– У Слова Повелителей много куплетов, герцог, – раздвинул губы Валентин. – Павсаний пишет, что изначально их было двадцать и один, но все знал лишь анакс.
– Переводы искажают первоначальный смысл, – нахмурился Альдо, – но Повелитель Молний прав. Сегодня гальтарские песни уместней новых, а радость уместней печали. Кэртиана начинает новый Круг, и Талигойя вместе с ней! Это наш Круг, друзья мои, наш и ничей больше, так что будем веселиться! Хозяин Круга, твое слово!
Дикон вздрогнул. Излом, ночь, зима. «Четверых Один призвал». На призыв Альдо Ракана откликнулись трое, но один не в себе, а второму верить нельзя.
– Господа, – только бы не сбиться, не забыть слова, – Круг замыкается. Дряхлое умирает, вечное возрождается. От Заката до Полуночи – Скалы и Ветер, от Полуночи до Рассвета – Ветер и Скалы! Эта ночь – мост! Пройдемте же по нему! Большой зал ждет гостей!
Альдо коротко кивнул и поправил перевязь, на которой должен был висеть совсем другой меч. Проклятый Фердинанд! Четыре армии и те не нанесли бы сюзерену такого вреда, как распорядившееся реликвией ничтожество.
– Его Величество следует в Большой зал, – возвестил помощник церемониймейстера и ударил жезлом о наборный паркет. Альдо резко повернулся на золотых каблуках, улыбнулся и двинулся в парадную анфиладу. Ричард Окделл помнил эту дорогу. Именно ею он шел в день рождения Ее Величества. В тот день он встретил и свою любовь, и свою ненависть.
– Ее Высочество и Хозяин Круга следуют за Его Величеством!
Герцог Окделл поклонился вдовствующей принцессе, и та оперлась о его руку. Им предстояло обойти почти весь дворец, шествие анакса и эориев из Тронного зала в Пиршественный было еще одной древней традицией. В Гальтаре гнездо анаксов опоясывали четыре перетекающие одна в другую галереи, но кабитэлские и олларские зодчие строили иначе.
– Повелитель Волн и Повелитель Молний следуют за Его Величеством!
Бедный Иноходец, заполучить в спутники Придда! Уж лучше Дейерс с его лютней, чем эта лживая, ледяная физиономия. И ведь никуда не денешься – «Четверых Один призвал», и одним из этих Четверых является Повелитель Волн! Теперь Ричард был почти рад, что Катарина Ариго отклонила приглашение сюзерена. Хозяин Круга на Большом приеме сопровождает сюзерена, а Валентин и Рокслей, пользуясь случаем, навязали бы Катари свое общество. Не потому ли Ее Величество предпочла остаться в своих комнатах?
Катарина никого не принимала, но Дикон не поехал к Марианне, хотя воспоминания о золотом будуаре и кружили голову, а баронесса прислала «отважному другу» два очень милых письма. Ричард не ответил: истинная любовь с визитами к куртизанке несовместна. Теперь к Капуль-Гизайлям зачастил Удо. Ну и пусть, сердце графа Гонта свободно, и лучше в постели красотки будет он, чем Придд или Рокслей.
Марианна, без сомнения, оскорблена пренебрежением Повелителя Скал, она может рассказать новому любовнику и то, что было, и то, чего не было. Ничего, дальше Удо не пойдет...
Левая нога Дика встретила пустоту, и юноша удержался на ногах лишь благодаря Матильде. И как он только забыл о ступеньке меж Охотничьей прихожей и Фонтанным залом?
– Ваше Высочество, – пробормотал Дикон, – прошу меня простить.
– Ерунда, – пальцы принцессы с силой сжали локоть юноши, – но под ноги глядеть не забывай. Особенно когда с девицами гулять станешь.
С девицами? Зачем ему девицы? Но Ее Высочество этого не знает. Окделлы любят только раз, как лебеди из сонета Веннена. Он нашел свою любовь, и это навеки.
– Его Величество вступил в Охотничью галерею. Ее Высочество и Хозяин Круга следуют за ним!
Игра сумерек и свечей превращали вытканные леса в живые. Меж золотых деревьев неслись, спасая свою жизнь, олени и кабаны, а за ними летели блестящие кавалькады. Реяли плащи всадников и конские гривы, трубили рога, раскрывали пасти гончие. Вечная погоня сквозь неистовую осень, остановленная мастерством ткачей.
Сюзерен легко и гордо шагал меж старинных гобеленов, и за его спиной блестел кинжал Борраска. Как он попал в руки Приддов? Когда? Слуги Спрутов честнее кэналлийцев, они сохранили вверенные им сокровища, а как был бы рад Альдо, получив гальтарские летописи! Кинжал одного из великих домов ничто перед мечом Раканов, а в старинных манускриптах могли отыскаться ответы на многие вопросы.
Ричард не сомневался, что среди исчезнувших книг был и труд Павсания, которым кичится Спрут. У Ворона имелись и более редкие фолианты, в каком-то из них могла быть и песнь Четверых. Сюзерен знает ее по-гальтарски, но всю ли?
2
Робер воет на луну, Дикон ловит ворон, единственный внук одурел, как кобель во время гона, а за спиной копошится стая ызаргов. Красота!
Ее Высочество вдовствующая принцесса старалась не смотреть на спину внука. Еще утром хотелось орать, спорить, ругаться последними словами, а сейчас остались лишь усталость и отупение. Так было после смерти Эрнани и Иды. Анэсти рыдал, молился, хватался за сердце, упрекал ее в бесчувственности, а она смотрела в окно и пила. Пока Пакетта не принесла спящего Альдо. Сейчас ей никого не принесут.
– Ваше Высочество, – Дикон изо всех сил пытался быть кавалером, – как вы находите эти гобелены?
Никак, но о гобеленах лучше говорить, чем о погоде. А о погоде лучше, чем о кровавых ошметках на нохских камнях и довольной улыбке внука. Айнсмеллер был мерзостью, тварью, выродком, Альдо это знал и этим пользовался, а потом бросил вешателя толпе. В подарок.
– Их ткали по эскизам Бонди, – настаивал Дикон, – это был великий художник.
– Рисовать он умел, – поспешила согласиться Матильда, – а вот всадник из него никакой, иначе б поводья у него не провисали. Как твой жеребец, кстати?