– Алва исчез. Может, вернулся в Фельп, к Савиньяку, а может, и нет. Он получил какое-то известие и уехал. Мы думали, в Олларию.
– Все сходится, – Давенпорт в очередной раз потряс сонной башкой. – Он узнал о предательстве Люра.
Узнал и умчался. Мог бы, между прочим, и сказать. Или не мог? Ворон любит разводить тайны, а они с дядюшкой своими несведущими рожами дурачили шпионов целый день. Закатные твари, надо было сразу гнать к Савиньяку, а не лезть в это болото.
– Вы что-то сказали? – вежливо переспросил Давенпорт. Глаза офицера были красней, чем у кролика, но зевать он перестал. То ли от шадди, то ли от новости.
– Так, – неопределенно махнул рукой Валме, – задумался. Непонятно, на что все эти господа надеются. Ызаргу ясно, править им до подхода первой же армии.
– Армии летать не могут, – теньент с тоской уткнулся в опустевшую кружку, – вожаки успеют сбежать, ну а мелочь... Когда ее жалели?
Это точно, заводилы удерут, а мелкоту перевешают, только кто? Фок Варзов и Лионель связаны дриксенцами, Алва – Бордоном и Гайифой. Конечно, можно все бросить, но нужно ли?
– Слушай, – начал Марсель, чувствуя, что его заносит, как перед боем, – это затеяли «павлины», чтоб мы сняли с границ войска. Согласен?
– Да. – Чарльз Давенпорт с удивлением поднял глаза на Марселя. Ах да, он в запале перешел на «ты», ну и ладно.
– Рокэ никогда не делает того, чего от него ждут? Так?
– Так.
– Значит, и сейчас не сделает. Он останется на юге и будет воевать с Бордоном, как и собирался. Так?
Теньент кивнул и подпер подбородок рукой. Еще немного, и в спальню его придется тащить на руках. Ну и дотащим!
– Если все затеяли не «павлины», а «гуси», они ждут, что давить мятеж пойдет Лионель или фок Варзов, и устроят какую-нибудь подлость. Так?
– Да, – кроличьи глаза слипались, но глядели осмысленно.
– Значит, на севере тоже нужно стоять, где стояли. И что у нас остается? Тронко и Кадела. Тронко ближе к столице, и там кэналлийцы, значит, нам туда!
– Сударь, вы во многом правы, – пробормотал засыпающий вояка, – но я должен отвезти донесение Ансела Первому маршалу Талига.
– А где вы его искать будете? В Фельп может и Герард съездить. Если вам неймется, езжайте вдвоем, а я поскачу в Тронко предупредить Дьегаррона. Когда придет приказ наступать, мы будем готовы...
– Вы правы, – на измученном лице проступила заинтересованность, – от Тронко до Олларии не так уж и далеко.
– Именно. А то, что там творится, вы знаете лучше адуанов и лучше меня!
– Решено, – Давенпорт поднялся с места. Он явно собирался сесть в седло, – я еду с вами.
– Правильно, – согласился Марсель, – но вечером, а сейчас вы отправитесь в кровать. Терпеть не могу носить на руках мужчин, а вы вот-вот свалитесь.
– Сударь...
– Теньент Давенпорт, – рявкнул Марсель, подражая Дерра-Пьяве, – я вам приказываю... Закатные твари, я вам капитан или птицерыбодура?! А ну живо спать!
1
Ноймар. Замок на утесе Литасфляхеханд. Шестнадцать неприступных башен, серые скалы, вечная радуга над порогами неугомонной Доннерштрааль. Волчье логово, поставлявшее Талигу полководцев, кардиналов, регентов, а однажды расщедрившееся на поэта. Великого. По крайней мере, так в один голос утверждали менторы. Правы они были или нет, Жермон не задумывался, но неприязнь к виршам Вальтера Дидериха пронес через всю свою жизнь. Хорошо хоть, эта ненависть была веселой, не чета другим.
Дорога уперлась в опущенный мост и распахнутые ворота. Рудольф Ноймаринен был силен и осторожен, он мог позволить себе подобную роскошь. Если все тропинки под присмотром, а солдаты и офицеры знают друг друга в лицо, ворот можно не запирать. По крайней мере, днем.
– Жермон! – Ариго вскинул голову и увидел младшего брата Людвига. Тридцатитрехлетний Альберт, вечно забывавший, что он еще и граф Доннербург, жизнерадостно махал со стены офицерской шляпой. – Явился наконец!
Генерал засмеялся и подкрутил усы. Тревога, прихватившая Ариго в начале осени, отступила пред мощью возведенных самим Манлием стен и уверенностью обитателей замка.
Жермон поручил жеребца заботам конюха и угодил прямиком в достойные удава объятья. Альберт пребывал в отменном настроении, впрочем, все семейство Ноймаринен было наиприятнейшим. Для друзей и союзников, вестимо.
– Ну ты и вырядился, – покачал головой Жермон, отдавая должное багряному камзолу и кремовой рубашке, – прямо жених!
– Вырядишься тут, – подмигнул развеселившийся граф, кивком головы указав на здоровенных парней в бирюзовых куртках, кидавших в кухонные оконца связки гусей и ледяных уток. – Это авангард. Основные силы подойдут завтра. Отец только их и ждет. Их и тебя.
– Арно предупреждал, что грядут бергеры, – меланхолично заметил Жермон, – что ж, дичью вас родственник обеспечил.
Маркграф Вольфганг-Иоганн был не из тех, кто приезжает в гости с пустыми руками, тем паче осенью, когда на перехват пролетающих над Торкой бессчетных стай выходит и стар и млад. Бергеры истребляют гусей и уток десятками тысяч, но на следующий год пернатые странники вновь затмевают солнце, а горцы палят по ним из своих чудовищных «утятниц».
– Бедные, бедные гуси, – закатил глаза Альберт, —
Трепещущие крылья рассекали
Предзимний, напоенный плачем ветер,
Рыдали птицы об умершем лете,
И плакал вечер с исчезавшей стаей...
С исчезавшей? Или с обреченной? Не помнишь?
– К счастью для меня, нет, – огрызнулся Жермон, – чего и тебе желаю. Дурацкие стихи!
Правильно он пририсовал к портрету Дидериха ослиные уши, впрочем, они больше походили на заячьи. Художником юный Жермон был неважным, но утонченный мэтр Капотта чуть не лопнул от ярости. При воспоминании о любимом учителе генерал от инфантерии блаженно улыбнулся и немедленно заработал чувствительный тычок в бок.
– Смеешься? – строго спросил Альберт. – Я тоже хочу.
– Ну так смейся, – Жермон поправил шпагу, – благо, есть над чем.
– Ты про «Прерванный полет»? И чего только менторы в этих стишатах находят? Гуси летят, по ним стреляют, такова жизнь. Надо же агмам зимой что-то кушать.
– И не только зимой, – перед глазами зазеленело рассветное небо и распустил паруса золотой кораблик. – Пока бергеры не пересолят всех гусей, они не уймутся.
– Ну, нет, – замотал головой Альберт, – тут я с ними не согласен. Копченые вкуснее. А ты что скажешь, коптить или засаливать?
– Коптить, – постановил Ариго. – Ты часом не знаешь, твой поэтический земляк дичь ел?