Для Талига…. А для Рокэ Алвы? Они ведь ладили. Он уже знает? Конечно, знает, он все знает. Если б он захотел, он уже был бы тут.
– Манрики были руками Дорака. – Королева сорвала ветку астр, и Луизе не осталось ничего другого, как присоединить ее к своему букету. – Но руки без головы могут только разрушать. На радость Гайифе и Дриксен. Если будет восстание, страшно подумать, сколько прольется крови.
И что прикажете отвечать? Соглашаться? Спорить? Разинуть рот и выпучить глаза? Врет она или нет? Леворукий разберет, но Манрики от ее вранья лучше не станут. И хуже не станут, потому что хуже некуда.
– Создатель защитит невинных, – на всякий случай пробормотала Луиза.
Катарина не ответила, сорвала еще несколько астр, поднесла к лицу. День стремительно угасал – осень, куда денешься.
– Лучше выйти из зарослей, – королева бережно раздвинула стебли. – Пусть видят, что мы здесь…
Правильно, пусть видят. Они собирали астры, только и всего. Утром Манрик спросит, о чем они говорили. И она ответит, что о цветах и о смерти Сильвестра.
– Как скажете, ваше величество.
– Катарина, – мягко поправила королева. – В моем теперешнем положении титул – издевка.
А положение у тебя незавидное, хотя после сонетов Манрик должен поутихнуть. После сонетов и после Айрис… Рыжий кобель выставил себя полным дураком. И так и надо, не лезь, куда не просят!
4
Королева Талига и ее придворная дама медленно брели между кокетливых статуй. Катарина молчала, глядя куда-то вдаль. Надо полагать, на окруженный ореолом лунный диск. Ночь будет холодной и ясной, а завтра начнется осень. Предпоследняя осень Круга Скал.
– Луиза, – королева резко остановилась, – это правда?
Закатные твари, о чем она? Что Луиза Арамона шпионит для Манриков? Правда, что шпионит. Неправда, что на Манриков.
– Я не понимаю…
– Айрис Окделл… Она выходит за Ро… за герцога Алву? Вы это знали? Знали и молчали!..
А вот теперь Луиза едва не упала. Она ожидала чего угодно, но не этого, а Катарина судорожно сглотнула и заговорила. Быстро, лихорадочно, словно боясь, что ее остановят.
– Я понимаю, – руки королевы теребили цветы, руки жили, а лицо было совсем мертвым, – я все понимаю… Он должен жениться… Но если он женится, я умру. И если он умрет, я тоже умру, потому что не могу без него. Понимаете, не могу! Когда он уходит на войну, я не живу, а он живет только на войне. Ты знаешь, как я цепляюсь за свою красоту… Ради него… Айрис хуже меня! Она глупа, упряма, а в постели будет никакой. Я это вижу, я говорила с ее матерью. Дочь будет такой же… Жилистой, худой, с бледными губами. О да, лучше северянка, чем кэналлийка или мориска. Она ему быстро наскучит, он вернется ко мне… Но как же я ее ненавижу!
Закатные твари! Закатные твари, Разрубленный Змей и Леворукий со всеми своими кошками… Вот тебе и скромница… Мы хотим маршала и не хотим, чтоб он женился. Мы ревнуем, и мы даже не врем…
– Ваше величество, успокойтесь.
– Простите, – королева отшвырнула изувеченные цветы. – Я… Мне в последнее время так страшно… Королева не должна быть слабой, но я больше не могу. Карл – мое отражение. Они все спрашивают, кто его отец… Леонард, Колиньяр, тессорий… Я не могу называть его кансилльером… Манрик не кансилльер, а Агний не кардинал… Это куклы, злые куклы! Они все знают, всегда знали, но им не нужна правда. Они не могут обвинить Рокэ Алву в прелюбодеянии – без его шпаги им конец. И они не признают Карла сыном Фердинанда. Они хотят развести его со мной и женить на Лионелле Манрик. Женить до возвращения Рокэ.
А ведь похоже на правду. Тут испугаешься. Манрикам с Колиньярами отступать некуда. И Катарине тоже.
– Но…
– Фердинанд… – Катарина взяла Луизу за руку, и женщина с готовностью замолчала. На такие откровения лучше не отвечать, а всего лучше их вообще не слышать. – Бедный… – Луиза не сразу сообразила, что Катарина имеет в виду своего супруга. – Он так любит Карла… Он не смог отправить меня в Багерлее. Но и защитить не смог. Фердинанд знает все. Про меня, про Рокэ… Он любит нас обоих, а мы… Мы ненавидим друг друга…
Так ненавидите или любите? Начала говорить, говори дальше, чего уж там! Знать бы еще, когда ты врешь, сейчас или раньше? Или ты врешь всегда?
– Вы не хотите, чтоб герцог Алва женился на Айрис, но… Прошу меня простить, правильно ли я расслышала…
– Вы не понимаете, – зашептала королева, – мы ненавидим друг друга, потому что… любим. Я не хочу любить человека, который всегда будет хозяином, ведь я не собака. И Рокэ не хочет. Я не такая женщина, которая нужна Ворону. Его бесит, что я вздрагиваю от любого звука, а по утрам молюсь. Он думает, я лгу, но я на самом деле такая. Я не могу назвать вещи своими именами, не могу раздвинуть ноги и засмеяться, а для него это трусость. Я часто теряю сознание, для него это ложь. В меня влюбляются желторотые мальчишки, делают глупости, ссорятся, дерутся, он считает, что это – моя вина, но я не виновата! Как он не виноват, что в него влюблена половина женщин Талига.
Не виноват? Наверное, нет. Любовь, она как крапива, прет из земли, никого не спрашивая.
– Герцог Алва – весьма красивый кавалер, – брякнула Луиза первую попавшуюся пошлость в ужасе от того, что Катари догадалась. Мать, отец, Арнольд ничего не заметили, а эта…
– Мы с Рокэ как день и ночь, – королева продолжала говорить о своем. Нет, она ничего не знала, иначе бы не завела этот разговор. Влюбленная кошка счастливой сопернице глотку перервет, уж кто-кто, а Катарина это знает. Айрис у нее в голове, Айрис и Манрики… Их величество ревнует и боится. Ничего, ей полезно…
– Мы никогда не поймем друг друга, – ныла кошка, – и никогда не сможем друг без друга. Он уходит, а я остаюсь ждать. Теперь я жду, что Рокэ вернется и спасет меня, и он придет и спасет, а потом… Потом скажет что-то грязное, и я его возненавижу. До слез, до смертельных оскорблений, а он будет смеяться и говорить, что, когда я бросаюсь на него с кулаками, он спокоен. И я брошусь на него с кулаками, окажусь у него на клинке, забуду все на свете, кроме нашей любви, а он скажет, что я снова лгу, встанет и уйдет… И я не буду знать, когда он вернется, где он, с кем – с мужчиной, с женщиной, с врагом, с другом… Я буду желать ему смерти до… до следующей любви…
– Ваше величество. Нужно вернуться, мы гуляем слишком долго.
– Вы правы… Но я не могу сейчас…. Там свет, будет видно…
Будет. Губы она искусала ой-ой-ой как, хотя после сегодняшнего неудивительно. И что прикажете теперь делать? Сообщить Манрику о великой любви королевы Талига к Первому маршалу? А почему бы и нет.
– Ваше величество, успокойтесь. Вы сейчас должны думать о детях.
Королева остановилась и опять схватила Луизу за руку. Сильно схватила, ручонки даром что тоненькие, а при случае придушит, не охнет.
– Я думаю, – королева задыхалась. – Только и делаю, что думаю! Если не о Рокэ, то о Карле… Девочки – не так страшно, девочек могут оставить. Будь я бездетной, я бы сказала все, что им нужно, и пропади оно пропадом! Монастырь так монастырь, Багерлее так Багерлее. Если б Карл походил на Ворона, его бы не тронули, не посмели…