3
– Честь и Верность, – часовой браво стукнул о пол алебардой. Надо же, он уже на главной лестнице – добрался и не заметил. Робер махнул рукой, отвечая на очередное приветствие. Если б сюзерен не распустил руки, гоганам можно было отказать. Дескать, условие не соблюдено, Ракан еще не коронован, и вообще они заключили сделку с Енниолем и будут говорить только с ним…
– Монсеньор!
– Здравствуйте, Жильбер. Все спокойно?
– Конечно, – заменивший убитого Дюварри Сэц-Ариж смотрел на вожака с обожанием, и Роберу отчаянно захотелось влепить дурню подзатыльник. Чтоб не обожал кого не надо.
– Кто сегодня прибыл в Лэ?
– Никто, – удивился Жильбер, – но к вечеру подойдет ополчение из Гайярэ.
– Так-таки и никто?
– Никто достойный вашего внимания.
Дубина! Хотя в чем-то Сэц-Ариж прав: скромные негоцианты высочайшего внимания не удостаиваются. Разумеется, если они те, за кого себя выдают. Нет, искать слуг «достославного» в открытую нельзя. Лэ не такой уж большой замок, куда меньше Эпинэ, но людей в нем немало и Леворукий знает, кто из какой кормушки жрет.
– Где капитан Карваль?
– Отдыхает.
Никола окончательно спутал день и ночь: когда все дрыхнут, он сторожит. Знает ли капитан о рыжем негоцианте? В любом случае без него не обойтись, Карваль со своей вечной бдительностью может совать нос в каждую миску, это никого не удивит.
– Прикажете разбудить?
– Я сам к нему зайду.
Предстоящий разговор не радовал. Капитан не переносит Альдо и сходит с ума по свободной Эпинэ. Для него все средства хороши, а Гальтара, к несчастью, слишком близко от Пуэна. Убить легко, особенно сдуру, вы попробуйте скрыть убийство, а скрыть необходимо: восемь тысяч против двух – это несерьезно.
Будь жив Рихард, Иноходец посоветовался бы с ним, но полковник так и не вышел из безумной атаки, а Удо… Человек имеет право на горе. Эпинэ глянул на запястье – дурацкая привычка, надо от нее избавляться – и постучал.
Карваль открыл сразу, хотя на выспавшегося человека не походил.
– Капитан, мне нужно с вами поговорить.
– Да, монсеньор. – Закатные твари, с чего же начать? Робер невесело усмехнулся, глядя на застывшего столбом офицера. Вот ведь характер, пока не прикажешь, не сядет.
– Садитесь.
– Благодарю, монсеньор.
Если ищешь лисицу, нельзя врать собаке, но правду Никола Карваль знать не должен, по крайней мере всю.
– Никола, мне нужна ваша помощь. Я не вправе раскрывать все карты, скажу только, что в комнате его высочества лежит труп. Этот человек погиб случайно, но допустить, чтобы об этом стало известно, нельзя.
– Монсеньор…
– Я еще не закончил. Погибший прибыл в Лэ не один. С ним были трое слуг, которые сейчас в замке. Я должен знать, где они.
– Прошу прощения, – Никола шумно втянул воздух, – это касается господина Ракана или вас?
– Нас обоих, и не только. Капитан, я не могу вам приказывать, я вас прошу.
– Вы – мой король, – лицо офицера стало угрюмым. – Правильно ли я понял, что должен тайно убрать труп, а затем отыскать слуг и… И убить.
– Только найти. Остальное – мое дело, – не хватало заставлять других расплачиваться за их с Альдо глупость.
– Монсеньор, ваши заботы – это заботы всех ваших подданных, и потом… Чтобы не было неожиданностей, троих должны убивать трое, а еще лучше – шестеро.
– Сначала их нужно найти.
– Найдем. Могу я увидеть труп? Возможно, я встречал этого человека.
– Конечно.
Они поднялись к Альдо. В комнате пахло кровью, и Робер распахнул окно. Никола мрачно отдал сюзерену честь и занялся покойником. Кровь вокруг раны загустела, превратившись в омерзительное желе. Какое счастье, что осенью нет мух.
– Я его никогда не видел, – Никола водрузил окровавленный плащ на место. – Я отдам распоряжения моим людям и сейчас же вернусь. Нам понадобятся мешки и топор.
– Постойте, капитан, – Робер взобрался на здоровенный сундук и дотянулся до висевшей на стене старинной секиры; зрение его не подвело, оружие было отменно отточено. – Топор не понадобится.
– Тем лучше, – очередной поклон, и Карваль исчез за дверью. Робер вздохнул и уселся прямо на сундук, стараясь не глядеть в сторону камина.
– Похоже, нам придется поработать мясниками.
– Что? – у Альдо дернулась щека.
– Вынести труп тайком у нас вряд ли получится. Даже ночью. Придется по частям.
Сюзерен с тоской глянул на дело рук своих, но кивнул.
«Le Chevalier des Êpêes & Le Dix des Deniers & Le Deux des Êpêes» [106]
1
Как называют того, кто убивает заимодавца, чтобы не отдавать долгов? А того, кто продает ковер вместе с вырытой под ним ямой? Один другого сто́ит! Эсператисты не признают клятв, вырванных силой или обманом, любой клирик простит Альдо нарушенное слово, зато взъестся на принца за участие в богомерзком гоганском обряде и будет прав. Им и впрямь следовало держаться от ары подальше, а от «истинников» тем более – игры с магией до добра не доведут.
– Пора проверять караулы, – хмуро произнес Никола. Они не называли вещи своими именами, но это не меняло сути.
– Идем, – Робер достал подарок Мильжи, тронул пальцем холодную сталь. «Барсы» верили, что кровь притягивает кровь, а новая кровь смывает старую, поэтому на клинке только одна кровь, последняя, а воина за Порогом ждет только один враг. Эх, было бы так же и с совестью…
Иноходец со злостью сунул бирисский кинжал в ножны. Сегодня он будет доволен. После варастийцев и солдат Манрика – гоганы, из-за которых все и началось. Как заманчиво – свалить все на рыжих и почувствовать себя жертвой.
– Я с вами! – не терпящим возражения тоном заявил Альдо. Брови принца были сведены, Робер прекрасно знал это выражение: оно означало упрямство, упрямство и еще раз упрямство. Карваля передернуло, но он промолчал, предоставив объясняться с Раканом своему герцогу.
– Альдо, – вряд ли получится, но попробовать нужно, – мы с капитаном справимся. Нам уже приходилось убивать спящих, а тебе – нет.
Никола тоже не приходилось, но это неважно.
– А я могу все испортить? – усмехнулся Альдо. – Может, и так, но гог… Эти прицепились ко мне, а не к тебе. Плох тот король, который прячется за своего маршала.
– Как хочешь, – препираться дальше что стегать дохлую лошадь. Ладно, Леворукий не выдаст, «истинник» не съест. Кроме того, сюзерен прав, за все надо платить. И за пареную морковку, и за жареную курицу, и за собственную глупость и жадность.