– Пожалуй, – согласился Капрас, наблюдая за серым чудовищем, рванувшим в промежуток между двумя бордонскими галерами. Маршал не сразу понял зачем, но когда тварь развернулась и отскочила вбок, стало видно, во что превратились весла бордонов. Тот, кто снабдил чудища носовыми и кормовыми насадками, знал, что делает. Впрочем, знал, что делает, и капитан Ватрахос, нашедший управу на колючих наглецов. Карло с удовольствием наблюдал, как галеас неожиданно подался назад и буквально раздавил зазевавшуюся тварь. Чужаки были верткими, наглыми и быстрыми, но они зарвались. Две галеры ринулись наперерез еще одному ублюдку, гоня его к «Страстному пилигриму», капитан понял замысел и развернул галеас, замыкая ловушку. В ближнем бою использовать тяжелые орудия невозможно, но это и не нужно.
Серая тварь растерялась и послушно рванулась туда, куда ее загоняли. Даже слишком послушно. Когда до «Пилигрима» оставалось всего ничего, мерзавка попыталась вывернуться и всадила таран в борт галеаса, намертво прицепившись к гиганту. Взвился огонь. Брандер! Закатные твари, брандер! Моряки «Пилигрима» баграми и шестами пытались оттолкнуть поджигателя, но пламя разгоралось стремительно, норовя перепрыгнуть на галеас.
Первыми бросили пушки канониры: дым и пламя застилали порты, мешали целиться, да и в кого стрелять? Не в брандер же! Галеры-загонщицы шарахнулись от полыхающего урода и столкнулись аж с тремя тварями. Грянул залп, первая из незадачливых охотниц получила две пробоины, накренилась, черпнула бортом и стала тонуть. Другая с разбитым рулем и переломанными веслами беспомощно затрепыхалась на серой воде.
4
Ядро вдребезги разнесло руль «Радостной встречи», галера забила веслами в тщетной попытке развернуться, следующий выстрел подорвал порох возле носовых орудий.
Так стрелять нельзя! Люди просто не могут так стрелять, это магия. Подлая магия! Зоя Гастаки с ненавистью топнула ногой, провожая взглядом исчезающую в пороховом дыму тварь.
На мушкетный огонь гады плевали, пушки тоже помогали мало, одна радость: Зорбе уже никогда не быть флагманом. Но какой от этого прок, если отправишься на дно следом?!
Грохнул выстрел, Зоя оглянулась: люди Агапэ пристрелили очередного труса. Подгоняемые плетьми матросы заливали огонь, рубили тлеющие, перепутанные снасти. И все равно пламя то тут, то там поднимало голову.
– Мой адмирал, – доложила запыхавшаяся Поликсена, – сломано восемь весел… С левого борта… Надсмотрщики наводят порядок… Им нужно четверть часа…
Зоя выругалась. Четверть часа! Пока уроды чешутся, остается одно – стрелять. Это не бой, а бред, подлость, безобразие! Все шло не так, как всегда: непонятные корабли носились, как очумелые, стреляли, ломали весла, били по корпусам, а потом взрывались не хуже брандеров.
Тело «Пантеры» содрогалось – били орудия обоих бортов. Вразнобой тявкали легкие пушки, угрюмо гавкал знаменитый «василиск» [33] . Зое стало неуютно, пожалуй, в первый раз с тех пор, как она променяла курятник на море. Неуютно и страшно, но показывать этого нельзя. Ни в коем случае. Иначе конец не только ей, но и «Пантере».
– Мой адмирал… Боцман Спиро…
– К спрутам Спиро! Ваше дело – стрелять! Чтоб ни один урод и близко не сунулся. Мы не Зорба, мы им покажем!
– Зоя!
– Мой адмирал!
– Начхать! – огрызнулась Левконоя. – Нужны гребцы…
– Ты – теньент нижней палубы, – рявкнула Зоя, – вот и ищи! Или сама садись!
– Ах ты, …! Бочка …ая, – завелась Левконоя, Зоя выхватила пистолет, жаба отпрыгнула и исчезла. Жаль – туда, где только что стояла Левконоя, шмякнулось ядро. Обычное, не бомба, но суке бы хватило! Теньент нижней палубы, чтоб ее!
– Поликсена! Латону сюда!
Все, Левконоя! Была теньентом да вся вышла. Катись к каракатицам!
– Звали? – Вынырнувшая из клубов дыма Латона облизала губы и хихикнула. Со страху, что ли? Сзади сверкнуло что-то рыжее! Разумеется, Ариадна. Проклятье, эти девки так и не научилась себя вести. Но хоть голову не потеряли, и то хлеб.
– Латона Аристидис! Ты – теньент и командир нижней палубы. Отправляйся и наведи порядок.
– Ох, – осклабилась та, – что, правда? А Левконоя?
– Под арест! За неисполнение приказа.
– А можно… можно Ариадна со мной?
Проклятье, эта девка без своей пуси ни на шаг.
– Закатные твари, вы, вашу … на корабле или где?! Валите обе…
Парочка переглянулась и бросилась к трапу. Дуры…
Взрывы и выстрелы откатились вбок, твари насели на Ватрахоса, может, потопят? Зоя глубоко вздохнула и принялась заряжать пистолет. Рядом кто-то закашлялся – Клелия, чтоб ее! Лахудра безмозглая.
– Корнет, что у вас за вид? Вы – бордонский офицер!
– У бедя, – выдавила толстушка, – дасборк… Из-за дыба… Но бде де страшда!
Насморк у нее? Нечего было лезть на корабль с насморком, сидела б в Хароликах под крылышком у папы.
– Мой адмирал, – корнет София Кратидес отдала честь. Хоть эта не одурела, молодец.
– Да?
– Мой адмирал, к нам приближаются три… Трое…
Твари заявили о себе бомбами и зажигательными ядрами, посыпавшимися на палубу. Это было хуже, чем раньше. В четыре, в шестнадцать, в сто шестьдесят раз хуже. Капитан Гастаки, сжимая разряженный пистолет, тупо смотрела, как Спиро с саблей в руке мечется между пушками, орет в уши растерянным и оглохшим канонирам.
– Огонь! По веслам! Бей по веслам! Убью, целься. Огонь!
Зоя отступила к мачте, ее трясло, а вокруг грохотало, вспыхивало, шипело. Очередная бомба угодила в пушечную прислугу. Спиро, прыгая через кровавое месиво, бросился к осиротевшему «василиску», вырвал из рук убитого канонира фитиль, поднес к запалу, и тут в пирамиду пороховых картузов врезалась бомба. Взметнулось белое пламя, полетели осколки. Мечта Зои Гастаки сбылась – она навеки избавилась от навязанного братцем боцмана.
«Le Dix des Êpêes & Le Roi des Êpêes & Le Chevalies des Bâtons» [34]
1
Вода взялась ниоткуда, то есть взялась она, разумеется, из моря. Там этой воды было более чем достаточно, но внутрь «ызарга» она забралась не через несуществующие пробоины, а через щели. Сделанный на скорую руку кораблик разваливался на ходу, а Дерра-Пьяве и Муцио и в ус не дули. Может, не знают? Там, на носу, настил, когда вода доберется до капитана, будет поздно. Марсель украдкой глянул на Рокэ – тот был совершенно спокоен, музыканты продолжали бухать в свои тарелки, гребцы – ворочать весла, а Герард и юнга – метаться вдоль банок, поднимая тучу теплых брызг. Виконт вздохнул: прослыть трусом не хотелось, тонуть не хотелось еще больше. Они даже выплыть не смогут – попробуй выберись из этой лоханки, взбреди ей в голову пойти на дно.