– По мне, – заметил кавалерист, – лучше сломать голову на ровном месте, чем всю жизнь смотреть под ноги. Эридани был умницей, а Гонорий и Пий – ослами. Да и какая, к Леворукому, удача?! «Дельфины» продули, потому что у них с мозгами хуже, чем у Рокэ.
– Я не отрицаю несомненного таланта Первого маршала, – церемонно произнес Курт, – но ваше, Эмиль, легкомыслие удручает. Вы не желаете думать о том, что находитесь на войне и что неудача экспедиции Капраса – еще не победа.
– Именно победа! – запротестовал Эмиль. – И преотличнейшая!
– Победа была в прошлом году, – отрезал Вейзель. – А сейчас мы нашли ее в пыли, как странник Энарий – отравленный плод.
– Фи! – лицо Савиньяка скривилось, словно виноград оказался кислым. – Писание! Натощак… Ужас!
– Курт, не будь вы столь благонравны, вы бы знали разницу между любовью до гроба и визитом к куртизанке, – Рокэ резким щелчком расправил манжеты. – Прошлогодняя и нынешняя кампании рознятся так же.
– Вы правы, – как ни странно, слова Алвы артиллериста не возмутили. – Воевать по найму и защищать Отечество – разные вещи. И все равно я бы предпочел переждать. Разрубленный Змей, Эсперадор просто обязан объявить излом эпох временем мира!
– Вот как? – Алва медленно поднял голову и посмотрел на разволновавшегося артиллериста. – Значит, обязан?.. А что обязаны мы?
– Схватить за хвост Зверя, – фыркнул Эмиль, – не иначе… Между прочим, Рокэ, раз мы никуда не едем, прикажите подавать обед.
– Здравая мысль. – Алва повернулся к Марселю, и тому отчего-то стало неуютно. – Виконт, что вы думаете о нынешней кампании?
Что он думает? Да ничего… Он шел за одним, нашел другое, и, в конце концов, все не так уж и плохо… Конечно, были и неприятные моменты: когда взрывали стену и потом, когда пропал Муцио, но это ведь было уже после.
– Ну… Мы победили, – неуверенно произнес Валме, – значит, все в порядке. Только, монсеньор, во имя Леворукого, разве обязательно вставать ни свет ни заря?! Нет, когда сражение, я готов, но в обычные дни?
– Вот слова истинного храбреца, – Эмиль от души двинул Марселя по плечу, а рука у маршала была железной. – Хватит! Я не желаю больше никаких пророчеств. По крайней мере до обеда.
– Эмиль, – довольно сухо сказал Рокэ, – я буду вам весьма признателен, если оставшееся до обеда время вы потратите на написание писем братьям. К вам, Марсель, это тоже относится, хотя вас бы я просил написать отцу. Какую-нибудь глупость. Денег попросите, что ли, а то вы просто неприлично забываете о родителях. Не забудьте и о прелестной Марианне. Герард!
– Монсеньор?
– Помнится, с последним курьером вы посылали письмо матери.
– Да, монсеньор.
– Я посылаю гонца в Олларию. Идите, пишите новое, да поторопитесь!
– Спасибо, монсеньор, – ходячее совершенство пулей вылетело из комнаты.
– Рокэ, – Вейзель подался вперед, – что за каприз? Конечно, писать родичам – наш долг, но меня вы об этом не просите.
– А чего вас просить? – хмыкнул Савиньяк. – Вы и так супругу не забываете.
– Не все так просто. – Алва на мгновение прикрыл руками глаза. Устал? – Ваша супруга, Курт, в Бергмарке. Она не могла воспользоваться оказией.
– Ты хочешь сказать, – черные глаза Эмиля сузились, как у охотящейся кошки, – что я должен был получить письмо от Лионеля, а Герард – от матери?
– Именно. Я не верю, что вас все разлюбили.
– Значит, – тихо сказал Эмиль, – случилось что-то такое, о чем в Олларии знают все, но что нам, по мнению его высокопреосвященства, знать не обязательно. Но Фердинанд жив…
– Да, – согласился Алва, – безусловно.
2
Луиджи Джильди поправил шпагу и присоединился к поднимавшимся по лестнице святого Андия. Рядом сопел Дерра-Пьяве, то неся по всем кочкам гран-дукса и его свору, то расхваливая свою новую галеру. Коротышка был верен себе и назвал корабль «Бравый ызарг», а нос и корму украсил изображениями варастийских чудищ. Разумеется, в собственном понимании.
«Бравый ызарг» был не одинок. Мастер Уголино закладывал галеру за галерой, фельпский флот стремительно оживал, обещая стать к весне лучше прежнего. Корабли построить можно, это люди умирают раз и навсегда. Или исчезают. Муцио так и не нашли, хотя перерыли весь город. Теперь уже никто не сомневался, что адмирала выманили из дома и убили. Нож в спину, труп в море – такое в Фельпе бывало не раз, чему удивляться?
По закону Муцио будет жив еще четыре года. Франческа не может надеть траур, младший брат – вступить в права наследования, а слуги вольного города Фельпа – вручить адмиральскую перевязь другому. Только закон – одно, а жизнь – совсем другое. Франческа больше не улыбается, Лорио Скварца спешно вернулся из Ургота и поселился в родовом палаццо, а «Влюбленная акула» стала флагманской галерой. Луиджи Джильди еще не адмирал, но должность у него адмиральская. Отец, хоть и сожалеет о Муцио, доволен. Все довольны…
– …скоты безрогие, – заключил Ланцо Дерра-Пьяве.
Луиджи кивнул. Он пропустил, о каких именно скотах шла речь, но можно было поставить «Акулу» против дырявой лоханки, что капитан поминал либо генералиссимуса, либо старшего адмирала.
– Вот я и говорю, – возрадовался коротышка и отчаянно замахал руками, кого-то приветствуя. Дуксия кишела народом, еще бы – такое зрелище! Первый маршал Талига получает награду за неслыханную победу и прощается с вольным городом, гран-дукс, генералиссимус и верховный адмирал в восторге, хотя полному счастью мешают Савиньяк, талигойская армия и договор. Нравится дуксам или нет, а кормить союзников и воевать с Бордоном придется.
Двери в Гербовый Зал торжественно распахнулись, сортэо закончилось, теперь могли войти простые смертные. То есть не совсем простые – в Дуксию кого попало не пустят, – но не облаченные в подбитые седоземельскими мехами тряпки.
Зал стремительно наполнялся. Луиджи и Дерра-Пьяве устроились среди других капитанов в боковой ложе наискосок от почетной скамьи, где, как и полагалось, сидели талигойцы.
Взвыли трубы, и Ливио Гампана понес обычный вздор, другие дуксы подхватили. В речах было столько сахара, что Луиджи удивлялся, почему беззаконно проникшие в Дуксию мухи не вязнут на лету. Впрочем, болтуны были правы: Рокэ Алва на самом деле разбил врага и выиграл войну, причем малой кровью. Капитан Джильди в очередной раз приказал себе не думать об умирающей девушке, зовущей своего капитана. И о ночи святого Андия тоже. Сейчас, в переполненном зале, это было не так уж и трудно, а вот в темноте, в одиночестве…
Дуксы иссякли, и за дело взялись слуги Фельпа. Титус велеречиво благодарил Рокэ из Кэналлоа, при этом давая понять, что, если б не подагра, сделал бы то же, но лучше и быстрее. Алва слушал, слегка склонив голову к правому плечу, а может, и не слушал.
Речь следовала за речью, а в перерывах приглашенные выражали свое одобрение, сдержанно, как и положено солидным людям, хлопая в ладоши. Поднялся епископ Фельпский, возблагодарил Создателя, даровавшего городу победу над врагом, в воздухе поплыл сизоватый дым. Говорят, мориски и гоганы жгут ароматические смолы, чтобы отогнать зло. Может, окурить «Акулу», так, на всякий случай?