Минута не уставала комментировать – ей доставляло удовольствие быть для Благуши гидом. Вот уличные лицедеи закончили (к сожалению) представление из жизни древних берендеев – народа мифического, возможно и не бывшего вовсе, и, суетясь, складывали макет Небесного Зерцала при этом шутливо говоря зрителям, что наступает ночь и всем пора на боковую. А вот среди клеток с говорун-птицами, больших и малых, сидит торгаш-птичник, бледный ликом и кучерявый волосом армин, а на плече у него говорящая синица редкостного красного цвета – такого цвета и не бывает в природе вовсе, – которая стращает окружающих скабрёзными выкриками:
– Мер-ртвяки! Ур-роды! Ур-рою!
Благуша загляделся, но Минута бесцеремонно потащила его дальше, сказав, что это ещё не самое интересное. Чуть дальше стоял окружённый детьми другой торгаш – низенький смуглый манг с огромной связкой разноцветных воздушных шаров, которые упорно рвались в воздух, а торгаш, с трудом удерживая их в руках, с натужной улыбкой накрикивал:
– А вот кому летучие шары, лопни мои глаза! Подходи выбирай! Доставьте радость себе и своим деткам!
Когда Благуша с Минутой проходили мимо, детишки радостно завизжали – один шар всё-таки вырвался из общей связки и устремился алым пятном к байкалитовому своду.
– Лопни мои глаза! – горестно взвыл манг, беспомощно глядя на улетающий убыток.
– Интересная забава, – улыбнулся Благуша, мысленно посочувствовав собрату по ремеслу.
– Да, забава, – согласилась Минута и туманно добавила: – хотя всякую забаву и в дело приспособить можно.
– Угу. – Реплика спутницы заставила слава задуматься. Он поскрёб пятернёй затылок, подвигал бровями и изрёк: – Вот ежели, оторви и выбрось, сделать огромный такой шар, то можно и человека в воздух поднять. Представляешь, как здорово с высоты обозревать окрестности?
Минута от удивления даже остановилась:
– Сам придумал или подсказал кто?
– Сам… а что, оторви и выбрось?
– Да Бова Конструктор уже сделал такой, сейчас испытания проводит! К шару канатами будет пристёгиваться корзина, куда смогут поместиться аж четыре человека!
Благуша озадаченно хмыкнул.
– А ты молодец, – похвалила Минута, – головастый.
И потянула польщённого слава дальше по улице.
Вскоре они оказались среди многочисленных прилавков книжного развала и здесь задержались надолго. Минута рылась в стопках книг, что-то спрашивала у продавцов, переходя от одного к другому, а потом, похоже, разговорилась с давним знакомым, забыв о спутнике начисто – так увлеклась. Понимающе пожав плечами, Благуша побрёл вдоль книжных рядов самостоятельно, решив присмотреть себе что-нибудь на память. Такого изобилия книг он ещё никогда не встречал – разве можно было сравнивать это богатство с тем, что имелось в избе читальне родной веси, Светлой Горилки! На Краях книги были товаром дорогим, вовсе не первой необходимости для жизни, поэтому в избе-читальне потихоньку копилось лишь то, что приобретал на собранные обществом бабки староста их веси, Подорожник, – книги для учения, но никак не для развлечения. Да ещё там же оседали случайные – подаренные или забытые кем-то из проезжих. А здесь – здесь каких только книг не было! И маленькие, и большие, и тонкие, и толстые, и строгие обликом, и яркие красочным разноцветьем! Праздник для души, да и только!
Благуша выудил из груды наугад две связанные вместе книжки, развязал и начал листать. Двухтомник назывался «Конец Света», причём слово «Конец» было вытиснено серебром на обложке первой книги, а слово «Света» – золотом на второй. Лишь через минуту мучительных умственных усилий, сообразив, что это какой-то философский труд о строении мира, причём изложенный столь заумным языком, что нормальным человеческим умом этого не понять, слав отложил книги в сторону и взял взамен небольшой аккуратный томик размером с ладонь и толщиной в палец. Называлась книжица «Апофегмы». Слово было незнакомое, но Благуша, ничуть не раздосадованный первой попыткой с двухтомником, смело открыл книжку. Надпись на титульном листе гласила, что сборник апофегм составлен неким Ежом и изготовлен в первопечатне Фёдора, что находится в славном городе Свинница домена Крайн (откуда родом была ватага Рыжих и махинист Ухарь). Открыв томик где-то посерёдке, слав наткнулся на любопытное изречение: «Хорошо, когда собака – друган, но плохо когда друган – собака» и захохотал. Уж очень это высказывание было точным, прямо про Выжигу! Он ещё полистал страницы, выяснив, что сборник составлен довольно своеобразно – на каждом развороте была запечатлена только одна апофегма. Зато среди них порой попадались такие перлы красноречия, что хоть стой, хоть падай!
– Беру, оторви и выбрось! – заявил Благуша заинтересованно смотревшему на него книжнику. – Сколько?
Названная цена оказалась не так уж и мала, но вопреки своему обычаю торговаться слав молча полез в кошель и отделил от початой матрёшки десяток бабок, разочаровав такой поспешностью книгопродавца, которому поторговаться явно хотелось. Вернувшись обратно к Минуте, которая всё так же увлечённо беседовала со своим знакомым книжником, он похвастался покупкой, и покупка была благосклонно одобрена. Затем Минута попрощалась с собеседником, напомнив ему о каком-то своём заказе, и они отправились дальше.
До наступления вечера, ознаменовавшегося частичным угасанием зерцал на байкалитовом потолке яруса, слав успел увидеть ещё много интересного, например пару номеров в набитом довольной ребятнёй передвижном цирке, где шло выступление трёх дрессированных поросят – Сина, Бада и Морехода. Под звуки незатейливой песенки: «Я поросёнок, ну и пусть, я поросёнок, и тем горжусь!» – три милые розовые животинки ловко танцевали вальс. После них выступил старый дедушка Можай, продемонстрировавший публике невероятно способного старого седого зайца по кличке Лайк, которого сумел-таки после семилетнего мучения научить бренчать на балабойке какую-то нехитрую мелодию. Благуша ещё подумал тогда, что зайцы вроде столько не живут, но крамольная мысль мелькнула и пропала. Настроение было благодушное, и придираться к мелочам не хотелось.
После цирка для слава наступил предел насыщения впечатлениями, и события в его опухшей от перегрузки голове изрядно перемешались. Помнилось только, что где-то ещё они стояли и слушали бродячего барда Воху Василиска, который под бренчанье балабойки исполнял жалостную песенку о юной русалке, пойманной старым, давно зачерствевшим сердцем рыбаком. Рыбак тащил русалку домой, плотоядно облизываясь в предвкушении сытного и вкусного ужина, а юная дева Океании горько причитала и плакала о своей незавидной участи. И красиво же пел Воха Василиск, прямо заслушаешься!
А затем ярусные зерцала и вовсе потускнели, возвещая о наступлении снаружи храмовника тёмного времени суток – до полуночи с этого момента оставалось всего два часа. И наша сладкая парочка отправилась обратно к гостинице «Блудная дева», но уже другим путём. Оказывается, для удобства перемещения горожан по всем семи ярусам храмовника ходили небольшие миниатюрные Махины, вот на одной из них, к немалому восторгу слава, путешественники и добрались до площади с Двуликим, откуда уже было рукой подать до гостиницы. Здесь, прежде чем снова покинуть слава, Минута объяснила, куда он должен прийти за полчаса до полуночи, и отправилась договариваться о льготном пользовании Порталом.