Улучив момент, когда Обормот не был занят Вохиной болтовнёй, Благуша обратился к нему с беспокоившим его вопросом:
– Удовлетвори моё любопытство, друган Обормот. То, что Бова нас здесь нашёл, это я понимаю. Он эту экспедицию, оторви и выбрось, сколько готовил… Но как здесь оказался ты?! В такой дали от своей службы?
У стражника от удивления аж непережеванный кусок козлятины в горле застрял.
– Да ты что, слав, ежели бы не я, халваш-балваш, и Бовы бы твоего здесь не было, – явно обиделся Обормот. – Когда тебя благодаря Проповеднику занесло в Проклятый домен, халваш-балваш, я по совету Мудрого Фрола сразу подался в храмовник с вестью к Бове Конструктору, которого я тогда и знать не знал. Всю задницу об строфокамила обтёр, но, как видишь, добрался я до него. А Бова уж вовремя успел к вам на выручку.
– Благодарю тебя, друган Обормот, – вежливо пробормотал Благуша, не веря своим ушам. Сообщение стражника удивило его несказанно. – Действительно, вовремя вы. Но как же вы могли успеть всё это сделать? Пусть даже Дирижопль Бовы летает быстрее птицы, но ведь тебе самому до храмовника на камиле скакать почти сутки. А сейчас даже первый день не закончился, как мы в Проклятом домене…
– Да ты что, торгаш, белены объелся? – Обормот выпучил глаза и разинул рот. – Какой день, халваш-балваш? Уже почти два минуло!
– Как это два? – заупрямился слав. – Ты чего мне голову морочишь, оторви и выбрось? Что я не помню, что ли, как мы прошлой ночью на Станцию пешком пёрлись, а затем на Махине поехали? А в дороге мы с устатку до полудня всего-то и вздремнули, пока бандюки не разбудили…
Возможно, они бы ещё долго спорили и удивляли друг дружку, ежели бы в этот момент не вмешалась Минута, хотя и молчавшая в течение всего разговора на широкой груди слава, но слушавшая внимательно и не упустившая ни слова.
– Постой-ка, Благушенька… уж не повторилась ли та же история, что и тогда в Махине, когда ты в храмовник ехал и у меня на глазах сутки проспал… Давай представим, что заснули мы утром, а проснулись в полдень, но уже следующего дня…
Благуша, нахмурившись, почесал затылок:
– Но ведь тогда я спал сам по себе, а тут получается, что мы все вместе больше суток дрыхли? И никто ни разу не проснулся, оторви и выбрось, никто ничего не заметил? Но так не бывает!
– В Проклятом домене, халваш-балваш, видать, всё бывает, – вынес Обормот глубокомысленное заключение. И хлопнул полную чарку.
– А бандюки всё это время что, терпеливо ждали, пока мы проснёмся, оторви и выбрось, прежде чем начать безобразничать? Они же нам продыху ни на одной остановке не давали! Или они тоже дрыхли почём зря?!
– Запросто, скатертью дорога, – подал голос через слабо дымящий костёр Безумный Проповедник, многозначительно шевеля бровями. – Потому как вы про елсов с анчутками позабыли. А они такое запросто умеют деять – простых людей усыплять. Вспомните, что я вам сказывал, как меня самого из домена выносили…
– Да ладно тебе, дед, нечего заливать, видели мы уже и елсов твоих, и феликсов железных… – Воха Василиск насмешливо осклабился, ткнув пальцем в ту сторону, где, сложенные в небольшую горку, лежали шлемы камильных костюмов с выпуклыми стеклянными глазами, в которых молотобойцы Бовы и выпрыгивали из Дирижопля. – Вон, дедуля, головы тех феликсов валяются, сходи попинай и успокойся.
Благуша сконфуженно хмыкнул, вспомнив, как с испугу и он тех молотобойцев за феликсов принял, хотя уж кто-кто, а он-то и сам в таком костюме хаживал, должен был догадаться. И примирительно сказал, заметив, как дедок быстро багровеет от Вохиного выпада:
– Ладно, сейчас это уже значения не имеет, оторви и выбрось…
Но тут дедок в гневе вскочил и, страшно вращая выпученными глазами, заорал на Boxy во весь свой нехилый бас:
– Ну ты, чудила стихоплетная! Не тебе мне недоверие высказывать, скатертью дорога, не дорос ещё до разумного понимания, где правда, а где кривда!
А потом как пошёл сыпать хулительными эпитетами, так хоть стой хоть падай:
– Сопля малолетняя! Размазня подзаборная! Нужник недоделанный! Пень недопиленный! Хрен недомоченный! Носок недостиранный! Кусок недоже…
Неизвестно, сколько бы матюгальных этажей выстроил Проповедник над Вохой, ежели бы Бова Конструктор не наклонился к самому уху деда и не шепнул… неизвестно, что шепнул Бова. А только дед враз умолк, ещё больше выпучив глаза. И резко сел на место.
Бова же кивнул барду, который всё ещё хлопал глазами с совершенно обалдевшим от отповеди видом:
– Вот что, Воха Василиск, включи-выключи, спой-ка что-нибудь, разряди обстановку.
– Ага… Точно… Сей момент… как только, так сразу… – спохватившись, Воха взял себя в руки и кивнул в ответ. – Ладно, слушайте. Хотел напоследок приберечь, но ради такого случая… И ты, дед, извини, не хотел я тебя так обидеть.
Проповедник с гордым и упрямым видом смотрел в сторону, давая понять, что Воха ещё не прощён.
А Воха, коротко вздохнув, заиграл.
Над лесом, вырываясь из-под быстро мелькающих пальцев барда, поплыла грустная, красивая и сложная мелодия – балабойка, соскучившись по делу, казалось, запела сама, без участия певуна, окрашивая вечерний мир Универсума в невидимые, но ощутимые чувственные краски. А потом в мелодию складно вплёлся баритон певуна:
А мы уходим навсегда –
Как в речке талая вода…
Как след звезды – падём с небес.
В примолкнувший под утро лес…
– Молодец наш Бова, – тихо-тихо, чтобы не потревожить очарованно замерших слушателей Вохи, шепнул Благуша Минуте. – Спас положение.
– А ты думал! Бова – прирождённый лидер, всегда, в любой ситуации знает, как поступить.
Сказано это было с такой гордостью и теплотой, что сразу становилось ясно – хорошо знает девица своего наставника. Ох как хорошо… Лучше б она его так не знала, слегка нахмурился слав. Но такое отношение нужно заслужить, это он тоже прекрасно понимал. И всё же не удержался, чтобы слегка не поддеть девицу – самую малость, по-доброму:
– Кстати, выходит, этот Дирижопль и есть тот самый шар, про который ты мне рассказывала в храмовнике? К которому канатами будет привязываться корзина аж для четырёх человек?
Минута лукаво улыбнулась:
– Когда я тебе сказывала, так и было. Лишь позже сама узнала, что Бова попутно ведёт ещё один проект, куда значительнее первого. Я ведь часто бываю в разъездах и не всегда нахожусь в курсе всех его работ. Бова же всегда имеет в запасе несколько вариантов – ежели бы с Дирижоплем что-то не заладилось, то он просто вернулся бы к шару с корзиной. К тому же Бова такой человек, что всегда совершенствует свои изобретения, ещё не закончив их… Меня вид Дирижопля тоже изрядно удивил ведь то, что я видела у него в мастерской перед отъездом, выглядело иначе…
– Ничто так не способствует успешному внедрению новшеств, как отсутствие проверок, – задумчиво проговорил Благуша. – А ежели бы эта бандура нам на головы грохнулась? Ведь мокрого места не осталось бы!