Колотов нагнулся и легко приподнял железный короб за край.
— Класс! Легкая, кило пятнадцать всего. То, что доктор прописал. Допрем и не заметим.
— Не обольщайся. Я обещал только показать, тащить будешь сам. Пусть тебе стажер помогает.
— А тебя никто не просит. Ну-ка, держи, — обернувшись, Ворчун неожиданно кинул Олегу свой дробовик. Убедившись, что тот, выпустив закачавшийся на ремне автомат, ловко поймал оружие, здоровяк хмыкнул: — А не врут люди, в темноте видишь, словно кошка.
— Хорошее ночное зрение, — буркнул Олег. — Наследственное.
— Да мне по барабану, будь ты хоть мутантом. Лишь бы для пользы дела. Сам я буду чуток занят, как ты понимаешь, а оружие в опытных руках по любому лучше, чем на полу. Так что смотри за нас обоих.
Колотов скинул со спины рюкзак с пристегнутым ломиком, опустился на корточки, достал заранее приготовленные брезентовые ремни и взялся споро обвязывать «буржуйку», сооружая переноску.
Олег выдохнул сквозь зубы. Замечание Ворчуна резануло по нервам, словно бритвой по едва затянувшейся ране. «Сам ты мутант… И до Катаклизма было полно людей, обладавших от природы хорошим ночным зрением». Он встряхнул головой, прогоняя злость. И тут же высокая кипа истлевшей бумаги, подпиравшая стену рядом, словно выбрав самый подходящий момент, с шелестом сползла к его ногам.
У напарника оказался неожиданно острый слух и мгновенная реакция — луч фонарика тут же вспыхнул, высветив Олега на фоне стены, и снова больно ударил по глазам.
— Убери свет! — прошипел Олег.
Фонарик тут же погас, Ворчун деловито вернулся к своей печке и с этаким снисходительным пренебрежением бросил через плечо:
— Не шурши, Олежек. Не отрывай от дела.
«Олежек»! Звучит еще хуже, чем «НАТО». Бойко присел и подобрал один из журналов, вывалившихся под ноги из кипы. Хотя вспышка света длилась всего секунду, ему пришлось невольно смотреть вниз, прикрываясь от света рукавом плаща, так что разглядеть обложку он успел.
Альманах «Полдень. XXI век» за 2010 год. На облезлой обложке с аляповатым рисунком с трудом угадывались контуры лошади с комками какой-то белесой дряни на спине. Грибы, что ли? Конь с грибами. Пророчество судного дня, мать его. Вот уж кто мутант на самом деле…
«А может, — вдруг подумал Олег, глядя на рассыпающиеся в пальцах, затянутых в перчатку, страницы журнала, — может, сами книги и виноваты во всем? Может, опаленные разрушительной силой атомных взрывов двадцатилетней давности, они и породили всех этих монстров, особенно всякая там фантастика, триллеры, и прочая дребедень? А разрушение реального мира только материализовало образы, запечатленные на страницах?» В этом предположении не больше сумасшествия, чем во всей этой литературе. А по сравнению с безумием, царившим теперь вокруг, его личное безумие — это такой пустяк…
Брезгливо встряхнув кистью, он снова поднялся. Широченная спина Колотова полностью скрывала буржуйку, с которой он возился. Чужой обрез, уютно лежавший в ладони, жег пальцы. Олег приподнял ствол, чувствуя отраженное тепло курка даже сквозь ткань перчатки. Если пальнуть между лопаток, то будет дыра с кулак. Ворчун хвастался, что лично начинял свои патроны картечью из рубленой стальной проволоки и что по разрушительному действию они круче тех, что изготовляются у оружейников на Бауманской.
Это ведь так просто — нажать на курок. Тем более, что на поверхности может случиться всякое. Твари обглодают труп сталкера раньше, чем до него доберутся желающие проверить, от чего он погиб на самом деле. Если вообще такие желающие найдутся. Лишний раз гулять по поверхности опасно, а специально идти туда, где кто-то уже погиб, — опасно вдвойне. Ведь сам можешь стать следующим…
И стажер ничего сделать не успеет.
Вот именно. Стажер. Свидетель. Парень-то ни в чем не виноват…
— Целься сразу в затылок.
— Что? — Олег вздрогнул.
— В затылок, говорю, — спокойно повторил Ворчун, не оборачиваясь и продолжая деловито возиться с ремнями. — Броньку на спине можешь и не пробить. А если в башку, то снесешь начисто. Бац, и готов. Или ты хочешь, чтобы я как следует помучился?
— Да пошел ты!
— Ты сам-то хоть понял, почему она ушла от тебя ко мне?
— Меня это давно не интересует.
— Если бы не интересовало, ты бы не прожигал меня взглядом. Красивая женщина, Олежек, она как дорогая вещь, требующая надлежащего ухода. А такой уход ты организовать не способен. Женщине нужна ста-биль-ность. А ты — бродяга. Со всеми вытекающими.
— Зато ты, смотрю, корячишься изо всех сил.
— Точно. Корячусь. — Ворчун коротко и басовито хохотнул. — И рассчитываю на полноценную отдачу. В тепле и уюте, на мягкой постельке, а самое главное — верхом на бабе…
— Заткнись, Ворчунидзе.
Колотов наконец закончил священнодействовать, и его массивная фигура выпрямилась во весь рост. Сперва он закинул на спину рюкзак, а уже сверху легко, словно та ничего не весила, закинул «буржуйку» и надежно затянул ремни на груди. Подпрыгнул, проверяя. Что-то едва слышно лязгнуло.
— Дверцу слабо закрепил, — озабоченно бросил Ворчун. — Ладно, надеюсь, прыгать не придется, а шагом слышно не будет. Топаем обратно, стажер, прогулка закончена. Считай, что зачет сдал.
Силуэт сталкера Полиса слабо светился в темноте — тепло его тела пробивалось сквозь защитный костюм. Особенно ярко выделялись на общем фоне глаза и участки кожи вокруг них под стеклами противогаза. Олег сам по себе был тепловизором. Возможно, именно поэтому до сих пор оставался цел, путешествуя по поверхности в одиночку. Тяжелый взгляд напарника остановился на лице Бойко, и ему вдруг подумалось, что и сам Ворчун видит в темноте ничуть не хуже.
— Дурак ты, Натуралист, — без всякого перехода вдруг продолжил Колотов. — Столько времени прошло, а все замену Ксюхе не можешь найти. Неужто такая неразрешимая проблема? Я вот все это время бабу не искал. Я ею наслаждался, — глухой издевательский смех.
— Сука ты, Ворчунидзе.
— Ладно, не сцы, шучу я. Парень ты неплохой, просто губошлеп изрядный. Но и губошлепы обществу нужны… Все, двигаем обратно. Ксюха пожелала печурку, а удовлетворение ее желаний для меня закон. Абсолютный приоритет после удовлетворения самой Ксюхи…
Теперь Колотов говорил с каким-то злым надрывом. Словно… Олега неожиданно осенило. Он и в самом деле не просто так к нему прицепился, как только увидел на станции.
— Неужто от тебя она тоже ушла, Ворчунидзе?
Бойко ощутил всплеск злорадства, впрочем сразу утихший. И сразу пришло странное облегчение, словно наконец-то вскрылся старый нарыв, вынося из души скопившуюся горечь. Ненависть к Ворчуну, которую он носил все это время внутри, как-то безболезненно перегорела. Даже как-то пусто стало внутри. И еще более одиноко, чем раньше, словно эта ненависть придавала ему сил, давала смысл жизни… Хватит! Все это он уже пережил. И прежней болезненной, сводящей с ума остроты не нужно.