— Вот черт! — растерянно вырвалось у Димки.
Тропинка в пыли на бетоне тоже неожиданно разветвилась, разбегаясь по трем направлениям. И куда дальше?
— Разделимся, — недолго думая, приказал Шрам. — Тихонов, бери двоих и налево. Еще трое направо. И осторожно там!
— Сделаем в лучшем виде, Виктор Викторович. — Тихонов разделил свой отряд на две группы, и бойцы разошлись по указанным направлениям.
Бауманцы и особист двинулись дальше, но шагов через двадцать снова пришлось остановиться. Посреди прохода белели кости человеческого скелета в обрывках истлевшей одежды.
— Жизнь была так хороша, что не хотелось портить ее своим присутствием, — со скорбной гримасой выдал Федор одну из своих сентенций.
— Тихо, Кротов! — прошипел Шрам. — Развлекаться будешь на станции!
— Похоже, мы на верном пути, — взволнованно сообщил Димка. — Это метка Натуралиста.
— А ты откуда знаешь, Димон?
— Да было дело… на поверхности. — Вдаваться в подробности не хотелось, но сам ведь заговорил. — Когда стажировался на Боровицкой. Там Натуралист, чтобы пометить заначку в одном из подвалов, пару скелетов притащил и сверху мусорной кучи положил. А в мусорной куче заначка и была.
— А что в заначке? — живо поинтересовался Федор.
— Печь-«буржуйка». Сделана до Катаклизма, но как новенькая. Правда, ее потом шилоклюв подпортил…
— Все, хватит трепаться! — сердито оборвал Шрам. — Юморист хренов! Мы здесь — непрошеные гости, а значит, этот скелет может оказаться предупреждением. Поаккуратнее с ним. Дмитрий, давай первым, проверь там.
Оставив спутников в десяти шагах от мертвеца, Димка осторожно приблизился. После гибели с этого трупа явно забрали все, что могло пригодиться живым, и в первую очередь — обувь. Хорошая обувь в метро всегда была дефицитом. Луч скользнул от обглоданных крысами костей стоп выше, по бедрам, провалился в зияющие дыры в лохмотьях, высвечивая сквозь ребра позвоночник, затем остановился на жутковатом оскале мумифицированного временем черепа, который частично еще покрывали ошметки ссохшейся, полусгнившей кожи и плоти. Правая рука мертвеца занесена за голову, словно перед смертью он пытался что-то бросить в своих врагов, но кисть была пустой. Димка медленно присел на корточки возле трупа, еще раз внимательно посветил, вглядываясь. Серебристо сверкнула нить, выхваченная из тьмы на мгновенье. Димка сразу вернул луч обратно.
— Оп-па! Не подходите пока.
— Что там, ёханый бабай?
— Растяжечка. Проходит сквозь кости грудной клетки. Только здесь и видно, возле скелета нить присыпана пылью. Правы вы, Виктор Викторович, это сюрприз.
— Говорил же, — усмехнулся Шрам, опасливо попятившись еще дальше и потянув за собой Федора. — Элементарная ловушка. Кто потревожит мертвеца, тот взлетит на воздух.
— Думаю, если растяжку не трогать, то все обойдется, — предположил Димка. — Я пройду первым, а вы за мной, по одному.
— Ладно… — Шрам осекся и заговорил уже иначе — зло, отрывисто. — Черт, не пойму, почему я все время с тобой соглашаюсь, Дмитрий Михайлович? Не нравится мне это. Вот что, хватит самодеятельности. Пусть специалисты поработают.
— Только не ваши сталкеры, — тревожно вскинулся Димка. — Они могут быть заодно.
— Парень, это тяжелое обвинение. Хорошо, что тебя мой Тихонов не слышит. А я, между тем, все еще не видел никаких доказательств. Скелет с растяжкой? Так любой уважающий себя сталкер не оставит свою тропу без охраны… Федор, давай на перекресток, окликни парней, пусть двигают сюда. Растяжку оставлять нельзя, надо обезвредить. Неизвестно, что там впереди, возможно, понадобится быстрое отступление. И тогда под ноги смотреть будет некогда.
Димка вынужден был согласиться с Леденцовым. Предосторожность лишней не бывает. Но так трудно сдерживаться, оставаться на месте… У него с каждой минутой все отчетливее нарастало гнетущее ощущение, что они безнадежно упускают время. Надо шевелиться, некогда возиться с растяжкой, тем более что ее можно обойти…
— Пацан, ты совсем охренел? Стой, сказал тебе!
— Димон, ёханый бабай, да ты оглох, что ли?!
Димка словно очнулся от наваждения. Оказывается, он уже отошел от скелета шагов на десять, когда к нему прорвались встревоженные голоса спутников. Парень и не заметил, что двинулся вперед по коридору. Что-то с ним и в самом деле творилось странное. Как тогда, на Курской, Когда он пытался проводить Наташку, — выпал кусочек реальности. Только что он был возле скелета, и вот уже шагает неизвестно куда, даже толком не подсвечивая путь фонарем. Ствол автомата опущен, луч смотрит под ноги.
Шагает…
Мгновенно прошиб страх. Он шел не сам, а против своей воли. Шел с таким чувством, словно возвращается домой, туда, где позаботятся о его тревогах и печалях… Но его дом был на Бауманской. А значит, то, что притаилось впереди и тащило его к себе, несло смертельную угрозу.
Димка напрягся, пытаясь остановиться. Тело стало чужим и повиновалось с трудом. Страх учащенным пульсом бился в висках, выглядывал из расширенных глаз, скользил по лицу бисером пота. Неимоверным усилием воли удалось прервать движение, но правая нога снова пошла вперед, для следующего шага, пошла сама собой.
— Димон! Да что за тупое упрямство…
Голос Федора растворился в угрожающе изменившемся окружающем фоне. Ватная тишина жадно высосала все звуки, впитала в странно влажные и пористые бетонные стены, не отражая. Свет фонарика тускнел, сдаваясь под натиском враждебной тьмы, угасал, словно тьма пожирала энергию батареек. Плотный мрак невидимой воронкой кружил вокруг, охватывал со всех сторон, пропитывал одежду и липнул к телу, вытягивая жизнь.
«Нужно выстрелить», — мелькнула паническая мысль. Ведь однажды это уже помогло — на перегоне, где сознание пытались замутить пересмешники. Тогда грохот выстрела прогнал наваждение.
Палец уперся в неподатливый, словно приржавевший к остову автомата спусковой крючок.
Не получалось.
Не хватало сил.
Башмак медленно опустился в пыль, перенос веса, занос ноги для следующего шага. Димка сопротивлялся, чувствуя, как от чудовищного напряжения во всем теле вот-вот начнут рваться скрученные в узел мышцы.
Что-то коснулось горла. Паутина? Нет, какая-то нить. Прочная, как нейлон. Растяжка? Нить врезалась в кожу, вдавливаясь все глубже, лишая дыхания. Нужно остановиться, иначе…
Громкий щелчок сзади, нить обвисла. В странно измененном восприятии грохот взрыва тянулся и тянулся, не желая затихать. Ударная волна мягко, но неодолимо толкнула в спину, подхватила и швырнула вперед. Инстинктивная попытка сгруппироваться при падении. Автомат вылетел из рук, мгновенно стертый тьмой. Пыль на зубах и горячий ветер на коже.
И падение.
Его привела в чувство боль.