Кстати поднявшийся ветер развевал три знамени — Эланда, Арции и Святой области. Двадцать две тысячи готовились схватиться с шестьюдесятью, но они знали, что защищают и на кого идут. Все тот же Воцек протрубил знаменитое «Вперед! Не плачьте об уходящих в бой», и объединенная армия бросилась на врага.
Сначала Роман держался возле Рене, потом кровавая круговерть их разметала. Адмиралу нечего было делать в бою, но большую часть здравого смысла Счастливчик растратил, когда вместе с Мальвани и Феликсом придумывал, как обмануть Годоя; остатки же здравомыслия улетучились утром, когда от армии Годоя целенаправленно отгрызали кусок за куском.
С самой Идаконы Рене был воплощением сдержанности, но, сделав все, что должно, эландец немедленно превратился в сумасшедшего маринера. Даже если его убьют, останутся Эрик, Шани, Сезар, Феликс, Ри… Будет кому и править, и воевать… Кто-то из вождей должен быть впереди и на виду, так почему не он?! Голова Мальвани куда лучше приспособлена для наземных сражений, а рисковать Феликсом и вовсе безумие! Пусть командор с Архипастырем принимают донесения и рассылают аюдантов, место Рене Арроя с «Серебряными».
Таянская тысяча рвалась в бой, словно и не было утомительной утренней погони. Добраться до Годоя и схватить его за холеную бороду — вот о чем уже два года мечтали гвардейцы Стефана. И вместе с тем головы они не потеряли. Годоевцы, впрочем, тоже. Коса нашла на камень. Никогда еще Хомячье поле не видело такого. Солнце померкло, остро пахнущий дым выедал глаза, редкие порывы жаркого сухого ветра разгоняли тяжелые клубы, и тогда можно было разглядеть то ощетинившееся пиками и плюющееся огнем каре, то бешено несущуюся конницу, то раскаленные жерла орудий. Годою удалось завладеть Поганой Подковой, но назвать это успехом можно было лишь с большой натяжкой. Крутые склоны покрылись трупами мушкетеров и пикинеров, а проклятая батарея у вершины оказалась с подвохом. Выпустив последний залп чуть ли не в упор, она снялась с места и по удобной пологой тропе с другой стороны холма спустилась к его подножию, где и затерялась. Видимо, собираясь объявиться и ударить во фланг, подгадав, когда арцийцы собьются в кучу, чему весьма способствовали два развернутых в несколько шеренг отряда пехоты, что прикрывали Поганую Подкову с флангов. Не давая ее обойти, северяне умело перестроились в треугольники и с двух сторон вломили по наступающим.
Запела труба. Обходя пехоту с флангов, пошла в атаку таянская кавалерия под сигной покойного Стефана. Усугубляя сумятицу, то сбоку, то впереди отряда несся огромный вороной конь без всадника, оглашая воздух отнюдь не лошадиными криками и с яростью весеннего паводка круша все, что попадалось на его пути.
Земля стонала под тысячами ног и копыт, люди глохли, в дыму и пыли стало трудно различать, где свои, а где враги. Пехотинцы, всадники, артиллеристы — все они казались призраками, утратившими лица. Ни у кого не было ни прошлого, ни будущего, только безумное настоящее.
Роман видел, как убивали, и убивал сам. Топаз перелетал через зарядные ящики, брошенные орудия, трупы людей и лошадей, крича и кусая чужих лошадей не хуже Гиба. Шпага Уанна словно бы сама искала жертв. Зря Нэо грешил на найденное оружие; предназначенное на первый взгляд для пешего боя, оно оказалось удивительно удобным при конной схватке. Впрочем, эльфу было не до того, чтобы задумываться о выкрутасах наследства мага-одиночки. Вокруг падали свои и чужие. Где-то слева атаковала конница, впереди лоб в лоб сошлись две пешие колонны. Противно просвистело ядро над самой головой. Совсем рядом с Романом какой-то южанин выпрыгнул с пистолем из-под прикрытия своих пикинеров и разрядил его в возглавлявшего атаку церковников офицера. Как бы быстро ни летела пуля, кто-то из солдат успел-таки заслонить командира, а тот, заколов убийцу, повел своих людей вперед. Роман отвлекся, схлестнувшись с двумя оторвавшимися от своих кавалеристами. Одного эльф застрелил в упор, второй принял смерть от шпаги Уанна.
Изнутри грохочущего дымного ада Роман не мог понять, чья же берет. Не могли этого понять и не участвовавшие в схватке Мальвани с Годоем. Битва дошла до той стадии, когда все повисает на волоске. Обе стороны бросили на весы все, что имели, и теперь даже гарга не взялась бы предсказывать исход.
Излучина Канна
— Даже гарга, или как там ее, и та бы не взялась предсказать исход боя. — Клэр улыбнулся, но в спокойных серых глазах смеха не было, только решимость.
— Гарга — нет, а я — да. — Король-Лебедь потрепал шею вновь обретенного Опала — после поездки на водяном страшилище Эмзар все еще чувствовал себя неуютно.
— И чем же закончится? — Нидаль Рябиновая Гроздь спросил только для того, чтобы не молчать.
— Нами, — отозвался Эмзар. — Мы последнее, что осталось у Тарры. Вы не чувствуете?
Нидаль покачал головой, а Клэр в упор взглянул на Лебединого владыку:
— Они вновь принимаются за свое?
— Похоже! Оленя им сейчас не поднять, но остановить колдунов необходимо. Я думаю, они прячутся за спинами гоблинов.
— Где ж еще? — пожал плечами Клэр. — Черное к черному…
Эмзар оглянулся на подданных: сколько их вернется в Убежище? Сто? Двадцать? Или никто?
— Да поможет нам Свет! Во имя Звезд, вперед!
Его слова подхватили дециэны. [37] Лес серебряных копий склонился к конским головам, и две с лишним сотни светоносных всадников почти неслышно двинулись вперед…
Со времен Войны Монстров, когда в последней битве полег цвет обоих кланов, Светорожденные не обнажали оружие, и вот пришел великий час. С места взяли рысью, шагов через двести Эмзар коротко бросил: «Вскачь». Эльфы слегка пригнулись в седлах, и кони понеслись на врага. Дети Великого Лебедя, они шли в свой последний бой, как в старину. Ветер, как по заказу, разогнал пыль и дым, и эльфийские воители предстали во всей своей красоте, ослепительной и страшной.
Кони летели со скоростью степного пожара, нестерпимо сверкали латы, мечи и копья, а за плечами всадников грозно вздымались серебряные крылья. Лебеди мчались вперед почти бесшумно, лошади словно бы плыли по воздуху, но отчего-то становилось ясно — даже не ударив в мечи, крылатые всадники рассекут надвое любую армию, как добрая сталь рассекает подброшенный шелковый платок.
Те, кто видел атаку эльфов, так и не поняли, сколько те скакали от опушки леса до усеянного трупами поля, где кипело сражение. Скорее всего, это были мгновения, но казалось, полет длится века. Наконец сблизились, сшиблись… Мало кто рисковал поднять копье или мушкет на божественных воителей. Кто-то тонким голосом вопил: «Чудо!» Кто-то благодарил святого Эрасти. Там, где проходили эльфы, кровавое море расступалось, чтобы с новой яростью сомкнуться за последними всадниками, а дети Звезд рвались к одной-единственной цели. Им нужен был Годой. Даже не Годой. А те, кто был рядом с ним…