— Сарриж! — Молодой офицер, после своего путешествия в Пантану ходивший с каким-то просветленно-отрешенным лицом, что не мешало ему блестяще исполнять свои обязанности, вытянулся в струнку. — Бери десять человек и разведай, как дела. Всех, кого встретите и кто не наложил в штаны, гнать сюда. Раненых и перетрусивших заворачивать на Святую дорогу. Пусть уходят. В Мунт идти нечего, он, считай, уже взят…
— Слушаюсь!
— Генрих! Пять сотен группами по десять. От наших тылов полукругом до вон того мостика. Перед мостиком сотню мушкетеров. Пока не разрушать!
— Слушаюсь!
Мостик честно отработал свое помилование. Не прошло и часа, как по нему в полном порядке подошла баронская дружина. Утром она не показалась бы значительной, но после чудовищной резни, в которой полег цвет арцийской конницы, семьсот с лишним хорошо вооруженных всадников казались сущим кладом. Феликс вздрогнул от радости, узнав сигну, которую упрямо вздымал крепкий паренек, ехавший впереди седого здоровяка. Из облака тянется мужская рука с золотым мечом. Барон Шада. Товарищ по Авире. Их общая с Романом выдумка. Сколько лет прошло, вот и говори после этого, что накликать можно только беду!..
Барон поседел и погрузнел, но остался все таким же — неторопливым и надежным. Он не ослушался приказа вице-маршала, но тронулся со своих позиций последним, а затем, оказавшись в тылу кавалерийской атаки, быстро перебросил свои пять сотен на правый фланг, решив не усугублять столпотворения. Когда же произошло то, что произошло, люди Шады не понеслись сломя голову по своим же следам, а еще больше забрали вправо, выехав на лесную опушку, и лихо ударили в бок коннице противника, хорошо напоив кровью свои клинки и выиграв полчаса передышки для тех, кто был сзади. К счастью, там также оказался весьма толковый народ. В результате к барону Шаде пристал полк «Старых быков» и несколько десятков кавалеристов из разных расстроенных дружин.
Оценив положение и узнав от пойманного за плечо беглеца, что в лагере орудуют тарскийцы, а левый фланг обойден вражеской кавалерией, Шада принял единственно верное решение и, по-прежнему держась правого края, повернул к Кантисскому тракту.
— Я всегда знал, что из тебя поп, как из меня девственница, — хрипел барон сорванным в горячке боя голосом. — Тебя бы в центр, и позорища бы такого не случилось! А мерзавца этого я своими руками пополам разорву…
— Какого мерзавца? — Феликс, окончательно махнув рукой на свой сан, отпил еще вина. — Не забывай, мы не знаем, что творится рядом!
— А там такое творится, что выть впору, — прохрипел исполин. — Все их сволочное племя такое! Думали, от Бернара избавились, так Марциала нам подсудобили! В резерве его оставили, чтоб под ногами не путался, так он же всех и предал!
— Как предал? — В голосе Феликса зазвенел металл. Для себя Архипастырь объяснял катастрофу цепью ошибок и роковых случайностей, но предательство…
— Недобаба эта и предала! Гарнизон пропустил их, как своих, а под их прикрытием в лагерь тарскийцы вломились.
— Что ж, — Феликс говорил это скорее для себя, и его холодные, тяжелые слова казались куда страшнее вулканической ярости барона, — что ж, мы должны выжить хотя бы для того, чтобы покарать предателей…
3
Луи, воспользовавшись передышкой, разодрал шейный платок и повязал обрывок вокруг лба, чтобы пот, смешанный с кровью — проклятая ссадина опять принялась кровоточить, — не заливал глаза. Солнце, хоть и клонилось к западу, пекло немилосердно. Больше всего на свете хотелось пить, но до воды было так же далеко, как до Эланда. Принц оглядел свой поредевший отряд. Сотен восемь, не более, из которых добрая треть ранена, многие тяжело. Луи приложил руку к глазам и огляделся. Бой откатился далеко на юго-запад, там что-то горело, и мутные клубы дыма тянулись вверх к безжалостному солнцу. Проклятые гоблины перли вперед, не считаясь с потерями.
— На этот раз они, похоже, своего добьются. — Матей покачал лысой головой, показывая на зашевелившихся внизу таянских конников под тарскийскими консигнами. Ветеран, как и сам Луи, давным-давно расстался со своим шлемом — раскаленное железо было страшнее смерти. — Что ж, мы сделали все, что могли, и посмотрел бы я на тех, кто сделал бы больше.
— Дядька Шарль, — принц сам не понял, как с его губ сорвалось детское прозвище, — мы сделаем больше, если останемся в живых. Нам надо прорываться к лесу.
— Ты командуешь, тебе и решать, но я тоже думаю, что умирать нам рановато. Я еще посмотрю, как кое-кого вздернут вверх ногами. Ладно, подниму всех, кто остался.
Луи кивнул, прикидывая расстояние до спасительного леса. Они могут проскочить, это всяко лучше, чем ждать смерти среди раскаленных валунов. Принц проверил шпагу и кинжал. Пистоли почти бесполезны, не заряжать же их на скаку, но на два выстрела хватит. Гайда тяжело дышала, вывалив язык, — жара допекала ее едва ли не больше всех. Луи потрепал собаку по меховому загривку, и та ответила дружелюбным ворчанием. Что ж, подружка, тебе тоже придется прорываться с боем…
Один из сигурантов, с рукой на перевязи и обмотанной цветным шарфом головой, что делало его похожим на атэва, свесил голову вниз и вгляделся в таянцев.
— Сейчас попрут!
— Значит, так! — Мысль пришла неожиданно, но это была верная мысль! — Сталкиваем камни и скачем следом, пока ублюдки не опомнились. Наше дело — добраться до леса, а там… Словом, как кому повезет.
— Правильно, — поддержал вернувшийся Матей, — не старайся убить одного врага сегодня. Выживешь — завтра прикончишь дюжину. Ну, помогай нам святой Эрасти!
— Поможет, если мы поможем себе сами, — откликнулся Луи, которому вдруг стало легко и весело, как после кубка хорошего вина. — Все, давай…
Гигантские камни нехотя покидали насиженные местечки, но, очутившись на свободе, с грохотом понеслись вперед, наслаждаясь после веков неподвижности кратким неистовым бегом.
Атакующие, поднявшиеся почти на середину холма, ничего не успели предпринять, да и что они могли противопоставить обезумевшим глыбам? Некоторых убило сразу, другим удалось увернуться, и они в ужасе бросились вниз; несколько людей и коней с переломанными ногами и спинами бились на земле, крича от боли и страха. Самые смелые или сообразительные годоевцы продолжали подниматься вверх, понимая, что от катящегося камня легче спастись, пока он еще не взял разгон и когда тебя не давит обезумевшая толпа. Таких, впрочем, было немного, и выдержка их не спасла — вслед за камнями вниз лавиной бросились всадники и пешие, воспользовавшиеся заминкой, чтобы смешаться с врагами, сделав таким образом бесполезными мушкеты и арбалеты.
Луи врубился во врага одним из первых. Окажись здесь гоблины, арцийцам пришлось бы солоно, но горцы, к счастью, отстали, сойдясь в смертельной схватке с отрядом Кривого Жиля. Таянцы же не горели желанием умирать за регента, так что людям Луи удалось прорваться сквозь ряды атакующих. Казалось, им улыбнулась удача, лес маячил в какой-то тысяче шагов, растерянные преследователи отнюдь не рвались в бой, но, к несчастью, на дороге показалась колонна мушкетеров — Годой перегруппировывал войска, стягивая их в один кулак, чтобы покончить наконец с сопротивлением церковников.