Николай Иванович посмотрел на Антонову долгим взглядом, в котором ясно читалось: «ну и дура ты», потом ровным голосом сказал:
— Вдумайтесь в ситуацию. Следов никаких, в том числе и на замке, ущерб не нанесен, начальник охраны уверяет, что на территорию поселка не входили посторонние. Девочка теперь часто сидит одна, внимание к ней вследствие прекращения спортивной карьеры упало, она больше не звезда, не героиня, не чемпионка, а самый обычный ребенок. Разобрались в ситуации?
— Нет, — слегка настороженно ответила Мэри. — Говорите, к чему клоните!
— Я тут проконсультировался у психолога, — отведя глаза в сторону, заявил Николай Иванович, — и у него есть интересная версия: Ларочка страдает от тех изменений, которые случились в ее судьбе из-за болезни, и хочет любым путем привлечь к себе внимание.
— Вы намекаете… — промямлила Мэри.
— Поймите, мне очень жаль девочку, — перебил ее Николай Иванович, — только получается, что никакого грабителя не было. Ну не может человек появиться и испариться бесследно!
— Моя дочь не врунья! — возмутилась Мэри.
Николай Иванович потер затылок.
— Вы пришли домой буквально спустя пару минут после того, как вор покинул особняк?
— Да, — подтвердила Мэри. — Ларочка именно так и сказала, она успела лишь дойти от кухни до дивана в гостиной. Даже учитывая то, что она находилась в шоке, это не должно было занять более пяти минут.
— Помните, Лара заявила о резком запахе одеколона, который исходил от грабителя, так?
— Верно, — закивала Мэри. — Аккуратный, мерзавец, небось побрился перед выходом на «работу».
— А как у вас с обонянием? — неожиданно поинтересовался следователь. — Гайморитом или хроническим ринитом не страдаете?
— Нет, — чуть удивленно ответила Мэри.
— Заболеваний, вследствие которых лишились способности распознавать запахи, не имеете?
— Скорей наоборот, — мягко улыбнулась Мэри, — всю жизнь мучаюсь от обостренного восприятия.
— Тогда почему, войдя в дом, не почувствовали резкий запах мужского одеколона? — в лоб спросил следователь.
— Не знаю, — растерялась Мэри.
— Правда, странно? — прищурился следователь. — «Шлейф» от парфюмерии висит в комнатах долго, по себе знаю: если утром после бритья обольюсь одеколоном, теща кашлять начинает и ругаться: «Сколько раз говорено, не прыскайся дома, теперь до ужина не выветрится».
Мэри заморгала.
— Естественно, мы не станем применять к Ларисе никаких санкций, — тихо закончил беседу Николай Иванович, — спустим дело на тормозах, не станем мучить подростка. Вы просто подпишите кое-какие бумаги…
— Хорошо, — кивнула Мэри, с трудом приходя в себя от осознания ситуации, — спасибо.
— Примите мой дружеский совет, — сказал следователь после того, как Антонова безропотно завизировала документы. — Не ругайте девочку, этим вы только усугубите ситуацию. Обратитесь к специалисту, а еще проводите побольше времени с ребенком, дайте дочке понять: она любима вами, даже несмотря на то, что мысли о сборной теперь пришлось выбросить из головы.
Одним словом, понятно, в каком настроении Мэри вернулась домой.
В Новоклимовске особых специалистов по детской психологии не имелось, и Мэри решила поехать в Новосибирск. Но сразу бросить дела не получилось.
Через неделю произошла новая беда. Ночью Мэри разбудил дикий крик Лары, мать босиком ринулась в спальню к девочке и нашла ту сидящей на кровати с побелевшим лицом. Комната была пуста, окно крепко заперто, и Мэри, переведя дух, ласково спросила:
— Тебе приснился кошмар?
— Мама, он опять приходил, — прошептала Лара.
— Кто? — вздрогнула Мэри.
— Грабитель.
— Куда? Кто? — изумилась Антонова. — То есть ты хочешь сказать, что тот же вор снова проник в дом?
— Да, да, да! — затрясла головой школьница. — Я проснулась от запаха одеколона, такого же вонючего, как у нашего физика. Очень противный парфюм, тяжелый, резкий. Когда Альберт к доске вызывает, я потом весь день чихаю.
Мэри потянула носом воздух. В спальне пахло чистым бельем, шоколадом и арахисом — на тумбочке у кровати Лары лежал недоеденный батончик. Никакого аромата туалетной воды не имелось в помине.
— Открываю глаза, — лепетала между тем Лара, — и мне сдуру показалось, что я на физике, на уроке заснула, а Альберт вплотную подошел и злится. Только сразу стало понятно: я дома, а в комнате грабитель. Тот самый! И это от него так воняет!
Мэри медленно опустилась в кресло.
— Продолжай, — растерянно велела она дочери.
— Он сказал… он сказал… он сказал… — словно заевшая пластинка, забубнила Ларочка, — что обязательно убьет меня. Достал нож, такой длинный… С него кровь капала! О-о-о! Мама! Смотри, он в окно заглядывает!
В голосе Лары звучал такой ужас, что Мэри, похолодев, уставилась на бархатные шторы. В ту же минуту она поняла абсурдность своего поступка. Во-первых, комната Лары находится на втором этаже. Это какого же роста нужно быть, чтобы суметь заглянуть в окно? Впрочем, бандит мог воспользоваться лестницей… Но ведь сейчас окно закрыто занавесками!
— Ларочка… — воскликнула Мэри и осеклась.
Нет, дочь ничего не придумывает, она на самом деле, похоже, видит грабителя. Ни одной актрисе в мире столь точно не изобразить ужас — с лица Ларочки стекли все краски, глаза провалились под брови, нос заострился, над верхней губой появилась цепочка мелких капелек.
«Надо немедленно везти девочку в Москву, — приняла решение Мэри. — Да, не в Новосибирск или еще куда, а только в столицу, где много научных центров».
Первый раз за все время болезни Ларочки матери в голову пришла ужасная мысль: что, если у девочки начинается шизофрения?
Мэри оказалась человеком решительных действий — она мгновенно устроила переезд в Москву. Для начала мать привезла Лару в столичный медицинский центр, где было сделано полное исследование состояния здоровья ребенка. Одновременно с бывшей спортсменкой работали и психологи.
Выяснилось много пугающего. Кроме больной щитовидной железы, у девочки обнаружились странные изменения в крови, поражение почек, печени. Слава богу, до онкологии дело не дошло.
— Значит, Лариса профессионально занималась спортом? — спросил профессор Герасим Семенович Кугайлов, который взялся лечить ребенка. — Скажите честно, она принимала запрещенные препараты?
— Что вы! — замахала руками Мэри.