– Так что же вы предлагаете? – продолжал Грир. – Насколько эффективно они могут быть использованы против «Шагающих» противника?
– Я не о том! – выпалила Катя, презрев субординацию. Она не забыла, что именно от генерала Грира исходил этот пресловутый приказ начать отход, когда ее подразделение совершало маневр у Порт-Джефферсона, но все же попыталась сдержаться и не дать своему возмущению выхода. – Между прочим, это и их мир тоже! И они, вне сомнения, имеют право внести свою лепту в его освобождение! Помочь борьбе, которая означает свободу и для них!
Мортон звучно откашлялся и все повернулись к нему. Хотя он уже давно перестал быть военным, тем не менее, сохранил интерес к тому, что происходило в армии. Как и Синклер, он отказался от своего поста в Гвардии Гегемонии, после того, как избиратели его округа отдали за него голоса как за депутата Конгресса, но в отличие от генерала он не согласился на новую должность в армии конфедератов. Насколько Катя могла судить о его компетентности в военных вопросах, он был и оставался дилетантом, так что шаг этот был вполне оправдан.
– Все это может и так, – высказался Мор-тон, – но найдутся и такие, кто скажет, что, коль скоро у них нет никаких гражданских прав, у них не может быть и соответствующих обязательств перед Конфедерацией… таких, как борьба за свободу, суть которой они и не понимают толком, и никогда и не рассчитывали обрести ее.
– Да как вы можете быть настолько нетерпимыми, как можете вы так лицемерить… – не выдержав, взорвалась Катя.
Синклер предостерегающе поднял руку.
– Тише, тише, Катя. Никто здесь не считает, что геникам не должно быть предоставлено право сказать свое слово.
– Мы не собираемся ни лицемерить, ни проявлять нетерпимость, – грубовато возразил ей Мортон. – Мы просто реалисты, люди практические и изо всех сил стараемся найти приемлемый выход в эти сложные времена.
– Совершенно верно, – добавил Крюгер. – В этом вопросе много очень сложных моментов…
– Вы имеете в виду Радугу? – Ей за последние несколько месяцев очень много приходилось слышать о Радуге и о ее ожесточенной междоусобной борьбе с Партией Эмансипации и Свободы, да и не только с ней. – Черт возьми, генерал! Это же люди!
– Опять вы за свое, друг мой, – сказал Крюгер, – вам не так-то легко будет найти себе единомышленников. Во всяком случае, прошу вас все же не забывать, что никто и не планировал делать из них блестящих интеллектуалов, гм, скажем так, да и нет у них киберпротезов. Насколько полезными они могут оказаться для нашего дела?
Ответом Кати был лишь ее хмурый взгляд. Крюгер вел себя с ней высокомерно, а Мортон, тот вообще считал ее за пустое место.
– Мне бы хотелось кое-что сказать вам, полковник, – обратился к ней Синклер, вставая. – Как я понимаю, вы уже закончили? – осведомился он у Мортона.
– Конечно, конечно, генерал, – с готовностью согласился тот. – Благодарю вас, полковник, что вы пришли к нам.
Они распрощались, и через несколько минут, когда они оказались наедине в кабинете Синклера, тот с серьезным лицом обратился к ней.
– Катя, я должен сказать тебе, что это был не лучший способ убедить всех в своей правоте.
Катя восприняла эти слова, как будто ее ударили. Если мнение Крюгера, Грира и остальных ее не волновало, то Синклера она уважала.
– Я могу понять способ мышления новоамериканцев, – продолжал он. – В конце концов, я и сам новоамериканец. В нас сидит тот самый эгалитаристский дух наших предков с Земли, из Северной Америки. Наиболее ярко он выражается в нашем неумении испытывать трепет перед теми, кто рангом выше нас. Но, черт возьми, полковник, никогда, слышите, никогда не смейте называть «фанатиком» ни генерала, ни председателя Конгресса!
– Прошу… прошу простить меня, сэр, – ответила Катя. – Я понимаю, что перегнула палку. Понимаю.
– Ваше извинение не убеждает. – Синклер не отходил от официального тона. Катя получала сегодня взбучку, какой она не помнила с тех пор, как пребывала в новобранцах. Генерал не повышал голоса, и тон его, хоть и официальный, не лишен был все же присущего ему всегда добродушия, но он в совершенно конкретных выражениях довел до ее сознания, что существуют четкие, определенные уставом нормы взаимоотношения между военнослужащими разных званий и должностей и их следует неукоснительно придерживаться.
– Я не могу иметь в своем подчинении офицеров, – сказал он ей напоследок, – которые не в состоянии удержать свой рот закрытым, если это требуется, и которые готовы бездумно следовать лишь холодному и трезвому расчету.
И, когда Катя уже решила, что Синклер вот-вот объявит ей о разжаловании в лейтенанты, он вдруг усмехнулся:
– Ну так что, полковник Алессандро, у вас есть какие-нибудь идеи насчет того, как мы могли бы использовать ваших рекрутов?
– Гм… сэр…
– Нотации закончились. Твое искупление будет состоять в том, что ты, Катя, придумаешь что-нибудь для использования этих людей. – Она непонимающе заморгала, и он даже рассмеялся. – Ты ведь именно этого хотела, ведь так?
Она хотела именно этого и немало передумала по пути сюда и раньше, когда их маленькая группа двигалась в направлении позиций Нью-Уэми. Но пока еще не полностью оправившаяся от головомойки, которую ей здесь задал Синклер, она постепенно начала излагать ему свои идеи на этот счет.
Мы считаем, что огромные расстояния между системами служат не только для разграничения миров человеческой диаспоры между собой, равно и делают их независимыми от Земли, и что никакое правительство не в состоянии адекватными средствами ликвидировать этот огромный разрыв во времени, пространстве и в культуре.
Мы считаем, что различия этих антагонистических, хотя и человеческих культур, делают невозможным подлинное осмысление нужд, настоятельных потребностей, устремлений, целей и мечтаний каждого из этих, в корне отличных миров, любым, претендующим на обладание верховной властью правительством…
Далее, мы считаем, человеческая культура, экономика и устремления слишком разнятся друг с другом, чтобы быть подвергнутыми какому-либо управлению, контролю за ними или иному виду ограничений, а должны развиваться свободно, и каждая вольна процветать либо вытирать, исповедуя свои собственные ценности.
Декларация Разума
Тревис Эвелл Синклер,
2542 год Всеобщей эры.
Новоамериканская рейдовая группа покинула Дайкокукичи через двадцать земных часов после того, как база полностью перешла под их контроль. Дэв не располагал временем, чтобы задерживаться здесь. А теперь, за несколько часов до входа в систему, он присоединился к системе контроля «Орла», следя за синеватыми завихрениями и потоками, которые всегда сопровождают корабль в межпространственном переходе или, как его еще называли, «Божественном океане», остававшимися позади, и ощущая, как сотрясается его аналог.