Две тетки подскочили к моей машине. Одна влезла в салон, вторая осталась снаружи. Я сидела очень ровно, боясь пошевелить затекшей шеей. На улице тем временем начали разворачиваться события. Несколько парней быстро оградили место происшествия бело-красной лентой, откуда ни возьмись появился мужик с двортерьером. Собака принялась деловито обнюхивать мою машину. Из «Волги» вылезли еще трое человек. Один нес железный чемоданчик, второй натягивал на ходу резиновые хирургические перчатки. Словно из воздуха на доселе пустынной улице материализовались прохожие. Люди столпились у оградительной ленты и принялись бурно обсуждать увиденное:
– Сбили кого? Вон ГАИ стоит!
– Не, рулеткой не меряют.
– Пьяную поймали.
– Собака-то взрывчатку ищет.
– Вау, ментов сколько! Камикадзе арестовали с поясом шахида. Во, гляньте!
– Это же баба!
– Так они самые злые и есть. Бабы жуткие террористки.
– Вон она, глядите, сидит!
– Машина-то больно паршивая!
– Специально берут металлолом. С одной стороны, ее не жаль, с другой – внимания не привлечет! Ну кому такая дрянь интересна.
Я возмутилась до глубины души. Мои «Жигули» почти новые! И потом, почему наши люди такие злые! Нет бы предположить, что водителю стало плохо с сердцем. А то сразу: террористка, шахидка, смертница…
– Да не, – бурлили зрители, – пьяная просто, в драбадан.
Еще лучше! Теперь меня приняли за алкоголичку!
– Аня, – неожиданно крикнула врачиха, осматривая мою голову, – ну-ка глянь!
Вторая докторица, сопя, полезла в салон.
– Ничего себе, – просипела она, – ну и ну.
Я перепугалась окончательно.
– Кому рассказать, не поверят, – продолжала Аня. – Эй, ребята, смотрите!
Мужчины в резиновых перчатках влезли в машину:
– Дайте-ка! Это чего?
– Того, – отрезала Аня, – видишь, на заднем сиденье валяется.
Послышалось шуршание.
– Ну, блин, – протянул мужик, – ваще, конечно! И что только не случается!
Я пыталась понять, о чем идет речь.
– Так нам ее забирать? – поинтересовалась Аня.
– А смысл? – ответил мужчина. – Я его не вижу.
Я похолодела. Так, дело настолько плохо, что медицина решила меня не госпитализировать. Оно и понятно, никому неохота портить отчетность. Небось будут ждать, пока скончаюсь тут, хорошо, хоть не пристрелили. Нет, где же Вовка? В его присутствии все мигом уладится. Но какие негодяи! Врачи обязаны бороться за жизнь больного до конца.
Тут я с облегчением уловила вой сирены. В конце улицы появился несущийся с невероятной скоростью бело-синий автомобиль, на его крыше бешено вращалась мигалка. Подлетев к месту происшествия, он начал притормаживать. Передняя дверь распахнулась, наружу выскочил Вовка.
– Она жива? – заорал он.
Мужик в резиновых перчатках вылез из моих «Жигулей»:
– Успокойся.
– Что? – задергался Костин. – Отчего ее в больницу не увезли?
Мужчина начал размахивать руками, его слова не долетали до меня, и я стала сердиться. Вместо того чтобы помочь несчастной, присутствующие ведут себя странно. И тут тетки в одежде с надписью: «Скорая помощь» – словно по команде вылезли из моей машины.
Я просто задохнулась от возмущения. Вот оно как! Я видела передачу «911» по телику и очень хорошо помню, как американцы обращаются с пострадавшими. Тут же укладывают на носилки, прикрывают уютным, теплым одеялом, пристраивают капельницу, на лицо надевают кислородную маску и на страшной скорости увозят в клинику.
Ладно, я обойдусь без пледа, на улице стоит просто эфиопская жара, но почему не наладили капельницу, не сделали уколы? Где, в конце концов, простое внимание к человеку, у которого взрывом снесло полчерепа? Между прочим, я устала сидеть с задранными руками, а мозг, похоже, весь вытек. У меня уже спина липкая.
– Офигеть можно! – заорал Вовка. – Нет, это просто невероятно!
В два прыжка майор преодолел расстояние до моих «Жигулей» и скомандовал:
– Немедленно вылезай!
– Ты с ума сошел!
– Хватит болтать, – еще сильней разозлился Костин, – выкарабкивайся наружу, жертва!
– Даже не пошевелюсь, – сурово возразила я, наблюдая, как врачи, бурно размахивая руками, рассказывают что-то сотрудникам милиции.
Новость, очевидно, была сногсшибательной, потому что мужики сначала разинули рты, а затем раздался громовой хохот.
– В посмешище меня превратила, – зашипел майор, – ну теперь все, проходу мне не дадут, затравят!
Из моих глаз от обиды чуть не полились слезы.
– Вот ты какой! – закричала я. – Совершенно бездушный. Да уж, не зря говорят, что профессия накладывает на человека несмываемый отпечаток! Все вы здесь хороши. Видите перед собой человека с раскроенным черепом, и что? Сотрудникам «Скорой помощи» на меня наплевать, дескать, все равно помрет, милиция тоже не слишком озабочена, вон как смеются! И это в присутствии той, что вот-вот уйдет из жизни.
– Ты о ком? – перебил меня майор.
– Так о себе же! – пришла я в негодование. – Или ты видишь тут еще одну бедолагу с раскуроченной головой?
– Я не замечаю раненых, – неожиданно почти весело ответил Вовка.
– Ну ничего себе! Взгляни на меня!
– Гляжу уже давно! Все в порядке, за исключением затылка, он…
– Ну наконец, – перебила его я, – до тебя дошло, доехало. Немедленно зови этих безответственных докториц, иначе, если я выживу, подам на всех в суд за неоказание помощи!
– Затылок у тебя цел!
– С ума сошел, у меня мозг вытекает!
Внезапно Костин начал хохотать, у меня от злости и страха пропал голос. Наконец майор добыл из кармана упаковку совершенно мерзких бумажных платочков с запахом кокоса. Я всегда удивлялась, ну кто пользуется этой дрянью, и вот теперь узнала ответ на мучивший меня вопрос.
Костин промокнул заслезившиеся глаза:
– Лампудель, сердиться на тебя бесполезное занятие! Ты только имей в виду, человек с расколотым черепом чаще всего лежит без сознания, что для него является благом. И потом, сколько ты тут сидишь?
Я осторожно глянула на часы: