Эксперт пошел в соответствующий отдел, милиционеры подняли документы и установили – перед ними лежит труп Ольги Ивановны Котовой, дамы, бросившей мужа и двоих детей. Супруг безуспешно разыскивает жену, а та, опустившаяся пьяница, предпочла жить в среде бомжей, напиваясь каждый день до свинского состояния. Семья мало интересовала бесшабашную бабу. Был вызван муж, который сразу опознал беглянку. Тогда следователь задался следующим вопросом: если умершую звали Ольгой Котовой, то где Ксения Каретникова, чей паспорт валялся в кухне на столе. Потом подоспели результаты вскрытия, выяснилось, что погибшая и впрямь отравилась, но не водкой, а ядом, следовательно, налицо кончина не от несчастного случая, а убийство. Дознаватели осмотрели избу, заметили кое-где остатки хорошего кафеля и дорогих обоев, да и потолки в комнате Ксении и ее ванной сильно отличались от тех, что были во всей квартире. Оперативники не поленились обыскать двор, заглянули на помойку, обнаружили мешки с кусками обоев и битым кафелем, сравнили найденную плитку с той, что осталась в ванной. В общем, машина завертелась.
– Я подумала, что ее убили, – пробормотала я.
Вовка потер рукой затылок:
– Ты не поняла, что на матраце не Ксюша?
– Нет, – растерянно ответила я, – я сначала удивилась, увидев, как преобразилось помещение, а потом испугалась. Труп лежал спиной к двери, я подумала, что это Ксюша!
– Ты вообще слишком много размышляешь, и все не по делу, – довольно сердито заявил Вовка, – вспомним хотя бы ситуацию с Вандой. Ну-ка!
– Что ты имеешь в виду?
– Сама мне рассказывала, как заявилась к колдунье, а та стала тебя пугать: дескать, не заплатишь, худо будет, вспоминаешь?
– Конечно.
– А потом Ванда рассказала историю про женщину, которая заказала наговор на смерть, не рассчиталась с ней и пропала!
– Да.
– А ты решила, будто речь идет о Гале. Почему?
– Ну… не знаю, я так подумала!
– Думай меньше, – рявкнул Костин, – Ванда просто болтала, желая припугнуть тебя. Нельзя все услышанное прибивать к своей версии. Ты ошибалась!
– Не всегда, – уперлась я, – Топильская, кстати, сразу сказала, что Галя посещала Сокирко.
– Так Инне Семеновне скрывать было нечего, – пожал плечами Вовка, – ты попросила автограф для больной подруги, свято верящей в то, что пара строк от Топильской поможет ей встать на ноги, так?
– Так!
– Инна Семеновна, человек участливый, сначала согласилась помочь, но ей, для того чтобы совершить «мысленный посыл», нужно знать точный диагноз Гали.
Вовка на секунду остановился, перевел дыхание и продолжал:
– Извини, конечно, но, на мой взгляд, вся эта чертовщина с мысленными приказами полнейшая чушь. Но Топильская искренне верит в их силу. Она находит карточку Сорокиной и тут же отказывается ей помогать.
– Но почему Олеся Львовна записывала своих пациентов? Разве она не боялась?
– Чего? Она работает совершенно легально, у нее имеется патент на оказание «магических услуг». Отнюдь не все ее клиенты озабочены смертью близких, да и записи слегка подтасованы. Против фамилии Сорокиной стоит: отворот любовницы и приворот мужа навечно. Вообще ты молодец!
– Кто? – растерялась я.
– Ты.
– Я?
– Ну да, проявила смекалку, расторопность, изворотливость, сумела самостоятельно разобраться в некоторых ситуациях.
– Сейчас начнется ураган и пойдет снег, – прошептала я.
Вовка опешил:
– В жарком мае? С какой стати?
– Ты меня решил похвалить!
Костин сердито прищурился:
– Вовсе нет, тебе это просто показалось! Просто уму непостижимо, сколь глупа может быть баба! Лезешь везде длинным носом!
– Уж определись, пожалуйста, кто я: молодец или идиотка!
Вовка обозлился окончательно и заорал:
– Что за ерунда! Где мои сливки! Сколько можно ждать!
Из глубины кафе не спеша выползла официантка. В руках она несла поднос, на котором громоздились маленькие, порционные упаковки сливок. Девица приблизилась к нам и ссыпала на стол несметное количество лоточков.
– Незачем так нервничать? – известила она.
– Это что? – в полном изумлении спросил Костин.
– Сливки.
– Но их тут море!
– Сто штук, как вы просили, поэтому я и задержалась с выполнением заказа, – меланхолично пояснила девица, – пришлось в магазин гонять.
Вовка уставился на девицу, я на Костина.
– Но это же была шутка, – взвыл майор, – неужто непонятно!
Подавальщица дернула плечом:
– Фиг вас знает! Тот, кто поглощает эспрессо пивными кружками, вполне способен попросить к нему озеро сливок. Вот счет!
Расплатившись, майор подождал, пока официантка утопает на кухню, и, когда она исчезла из виду, гневно воскликнул:
– Все ты!
– Что?
– Идиотство! Эспрессо в пивной кружке.
– Ладно, согласна, я глупо пошутила, но сливки же заказал ты сам.
– И что теперь с ними делать?
– Не переживай, – успокоила я майора, – давай ссыпем их в пакет и отнесем домой.
– Кретинство, – бубнил Вовка, сметая в подставленную мной тару крохотные пластиковые формочки. – Глупей ситуации и не придумаешь. Хуже было лишь с Петькой, когда его жена застукала в кино с любовницей. Представляешь? Петька…
– Любовница! – закричала я. – Вовка! А с кем жил Леонид? Кто эта женщина, которая вместе с Ириной Глебовной задумала наказать Галину?
Костин сунул в пакет последнюю упаковку сливок и сердито ответил:
– Не скажу!
– Почему?
– Не хочу!
– Вовка!!!
– На суде узнаешь, – рявкнул Костин, – мучайся теперь! Пивная кружка!
Размахивая пакетом, он пошел к двери. Я посеменила за ним, вот уж не ожидала от приятеля такой детской вредности.
Как многие мужчины, Костин вспыльчив, но отходчив. Иногда он после очередного припадка гнева начинает оправдываться и говорит:
– Лучше не попадайтесь мне под горячую руку, раздавлю и не замечу.