Гном завозился во сне, натянул край плаща на поросшую черным жестким волосом щеку. Борода у него отменная, до пояса. Я как-то предложил ему укоротить наполовину, чтобы поменьше мешалась. Он когда ест, то половину пищи до рта не доносит, в бороде оседает. Бессмысленный перевод продуктов. Но Гном обиделся и дулся потом на меня целый день. Борода для него – святое. Чуть ли не главный признак мужского достоинства и магической силы, воедино связанной с его умением владеть топором. Ну и фиг с ним. У каждого свои суеверия.
Гном вдруг резко откинул плащ и приподнялся на локте, вглядываясь в темноту куда-то за моей спиной. На его грубом некрасивом лице отчетливо проступила тревога.
– Пентаграмма, – напряженно пробасил Гном вполголоса. – Она тускнеет, Эльф.
Хватило одного взгляда, чтобы вскочить. Не может быть. Светящаяся линия пентаграммы и в самом деле быстро тускнела, угасала прямо на глазах. Впитывалась в землю, словно пролитая вода. Как же я сам не заметил? Кто-то явно откачивал из периметра энергию, которую я вчера в него влил. Неужто разведка врага нас все-таки выследила?
– Буди остальных, – отрывисто приказал я, а в уме уже привычно разворачивались формулы боевых магических заклинаний.
Гном кивнул и кинулся расталкивать наших спутников.
А затем мне стало уже не до Гнома. Я вступил в противоборство с неведомым врагом… Неведомым? Обоняния коснулась смердящая аура разложения. Могильные гули. Нас выследили могильные гули – мерзкие создания, питающиеся падалью, но не брезгующие и свежатиной. Эти полуразумные порождения тьмы воспользовались собственной природной магией, чтобы исподволь снять мою защиту. И сделали это так хитро, что сумели обмануть даже меня.
Я влил в периметр порцию собственной энергии. Резкий всплеск разом оборвал сосущие щупальца нечисти, и по лесу тут же пронесся яростный многоголосый вопль. Сообразив, что обнаружены, гули кинулись в атаку. Из-за деревьев в свет костра выскочило сразу не меньше шести крупных, с собаку, существ. Вот только они были гораздо страшнее самых сильных собак. Лапы гулей венчали острые когти, каждое длиной с хороший охотничий нож, усеивавшие их челюсти зубы не помещались в пасти, превращая их узкие головы с горящими мертвенно-зеленым светом глазами в подобие частокола лезвий. А покрывавшие их поджарые тела костяные панцири брало далеко не всякое оружие. Именно поэтому они не знали, что такое страх.
Весь наш отряд уже был на ногах. Мечник выхватил сразу оба коротких, но смертоносных магических клинка и уже раскручивал их над головой – для разминки. От лезвий со светящейся алой каемкой в сыром ночном воздухе таял след, повторяя траекторию замысловатых движений. Гном взметнул над плечом огромный, едва ли не больше самого хозяина топор, а Копьеносец взял наизготовку длинное копье, крепко расставив ноги и нацелив острое жало в ближайшего врага. Слов и команд не требовалось, наш отряд не первый раз отражал подобные атаки. Сработались на совесть.
Сопя и взбрыкивая, как потревоженные в логове дикие кабаны, гули высыпали в свет костра уже полностью, я насчитал не меньше двенадцати тварей. Как только из леса выскочила последняя, они, словно по команде, поднялись на задние лапы и кинулись на нас. Над поляной повис глухой утробный рык, от которого стыла кровь. Периметр их не задержал. Магическое пламя линии вспыхнуло, растекаясь по костяной броне, и бессильно опало. Я взметнул руки над головой и выпустил из ладоней цепную молнию, вложив в нее весь запас магической энергии. Первый гуль, в которого угодила большая часть заряда, сгорел, как хворост, жарко и быстро, осыпавшись жирным пеплом. У второго костяными брызгами взорвалась голова. Следующие трое лишь слегка обгорели. Завизжав от боли, словно свиньи под ножом мясника, они тут же развернулись в мою сторону, справедливо посчитав наиболее опасным врагом. Я скинул с плеча боевой эльфийский лук и выхватил из колчана стрелу, заряженную злой магией…
Гном с грозным криком кинулся в атаку, развалив чудовищным топором ближайшего гуля надвое, не спасла и костяная броня. Рядом вступил в бой Мечник, клинки в его руках так и сверкали, выписывая круги и разрубая гулям головы и хребты. Копьеносец точным ударом пробил череп прыгнувшей на него твари. Замешкался, высвобождая копье из трупа, но следующего гуля уже в прыжке сняла моя стрела, пронзив от груди до самого копчика.
Хруст разрубаемых костей, чавканье разваливаемой сталью плоти, вой, рык и визг повисли в воздухе непрерывной какофонией смерти. А от облака смердящей вони, источаемого трупами мерзких созданий, выворачивало наизнанку. Число гулей неудержимо таяло, но они не отступали. Возможно, в их куцые мозги не успевала закрасться мысль, что они могут проиграть. А затем их настигала смерть.
Мне не дано было закончить бой вместе со своими товарищами по оружию – в ночном небе вспыхнули огненные письмена:
«Вождь, выбирайся оттуда».
– Не сейчас… – пробормотал я вслух, всаживая очередную стрелу в глазницу твари, бросившейся на Гнома. Гном с яростным криком тут же добил ее топором.
«Именно сейчас. Немедленно».
Ухан, кто же еще. Нашел когда вклиниться – в самый разгар жаркой схватки.
– Ты снова видишь призывающие знаки? – тяжело выдохнул Гном, отступая на шаг ко мне. Он всегда все замечал, мое замешательство не укрылось от него и на этот раз. Копьеносец насадил на лезвие копья последнего гуля, а Мечник тут же снес ему башку. Кончено. Двенадцать свежих, но уже невероятно смердящих трупов и куча еще дергающихся конечностей. Я поморщился. Ночевка была безнадежно испорчена.
– Да. Мне придется уйти.
– Мы можем не справиться без тебя.
Я и сам это видел. Адские гончие, до схватки с гулями боявшиеся подступить к периметру, теперь, когда периметр был прорван и потерял силу, явно осмелели. А их было гораздо больше гулей, гораздо. Казалось, весь лес покрылся россыпью горящих злобой огоньков. Восстановить пентаграмму я уже не успевал. Да и энергия была потрачена.
Посмотрев сперва на лес, затем снова на небо, я со вздохом сожаления опустил лук.
– Прости. Ничего не могу поделать.
Мечник с Копьеносцем встревоженно оглянулись на меня. По щеке Мечника сбегала струйка крови – какой-то гуль все-таки сумел зацепить его когтем. Не мешало обработать рану, пока не проникла зараза, но…
«Сомаха, черт тебя побери, хватит играть, дело есть!»
Стиснув зубы, я мысленно запустил процедуру выхода. Уход в такой момент смахивал на предательство, но…
К черту. Я еще вернусь. Или переиграю это сражение с последней сохраненки.
– Ты что, всю ночь играл? – хмуро спросил Ухан, когда я вновь ощутил себя в игровом кресле, в собственной комнате. В глаза ударил свет. Переход от игры к яви получился резковатым, я зажмурился. В «Осаде» сейчас стояла ночь, и зрачки не успели подстроиться к нормальному освещению.
– Ладно, не тяни, что там случилось? Ты вытащил меня из «Осады» в самый неподходящий момент.
– Марана вернулась.