Было раннее утро, когда Жиль и Винклерид, промчавшись по улице Вьей-дю-Тампль, остановились у ворот особняка Бомарше. Париж просыпался; консьерж подметал двор, сопровождая каждый взмах метлы глубоким вздохом: он был врагом напрасных усилий и не понимал, зачем хозяйка особняка заставляет его каждый день делать одно и то же. Он часто останавливался, облокачивался на метлу и вступал в разговоры с водоносами, продавцами зелени, рыбы, молока, чьи крики сливались с топотом лошадей и ослов, со скрипом повозок и шелестом экипажей и составляли неповторимый, незабываемый шум столицы Франции.
Жиль осведомился, дома ли хозяин, и, получив утвердительный ответ, оба мужчины вошли и поднялись в библиотеку. Бомарше, в ночном колпаке с зеленой лентой и ночной сорочке с разводами, склонился над большой чашкой дымящегося кофе, перед ним лежал свежий номер «Газетт». Уставившись на незваных гостей, один из которых был ему знаком, а другой незнаком вовсе, Бомарше прорычал:
— Что вам здесь надо? И кто, черт побери, впустил вас в дом?!
Турнемин рассмеялся:
— Нас впустил старый Поль, он меня не узнал, но я сказал ему, что вы нас ждете. А с бароном Винклеридом вы, кажется, уже знакомы?
Услыхав этот голос, так хорошо ему знакомый, Пьер-Огюстен отбросил газету, отодвинул чашку и с удивлением посмотрел на говорившего.
— Это вы? Но как вам удалось?
— Это не мне удалось, это Превию. Он великий человек…
— Я же вам говорил! — воскликнул Бомарше. — Садитесь за стол, господа, я прикажу принести еще кофе и поджаренных хлебцев. Терезы сегодня нет, она уехала в Эрменонвиль.
Пока он давал распоряжения Полю, Турнемин заглянул в газету, раскрытую на статье за подписью Мирабо, и сразу понял причину плохого настроения Бомарше.
«Темное происхождение и интрига — вот сущность Бомарше. Его пример послужит уроком тем, кто, внезапно разбогатев, стремится запугать и погубить людей более достойных, а кончит…»
— Не читайте эту гадость! — воскликнул Бомарше, вырывая у Турнемина газету. — От такого соседства запачкалась бы даже тухлятина. Я знаю, чего добивается подлый Мирабо: разорить братьев Перье — владельцев акций водяных насосов, остановить прогресс, а заодно пустить меня по миру…
— Но это ему не удастся, ведь ваше состояние огромно…
— Мое состояние?
Голос Бомарше внезапно дрогнул, лицо стало печальным.
— У меня больше ничего нет, кроме долгов.
Если правительство не вернет мне то, что задолжало Родриго Хорталесу, мне придется вместе с Терезой и Эжени уехать в Соединенные Штаты. И Мирабо, животное, знает это! Ах, если бы я был по-прежнему богат! Но ничего, я умею бороться, я привык… Поговорим лучше о вас. Что за письмо передал вам барон?
Вместо ответа Турнемин вынул письмо и протянул его Бомарше.
— Конечно, вы едете? — спросил Пьер-Огюстен, ознакомившись с письмом. — Но сначала давайте обсудим все как следует.
— Естественно!
— Я думаю, вам ясно, что это скорей всего ловушка. Видимо, кто-то сомневается в вашей смерти и хочет выманить вас из норы.
— Я с вами согласен, но просьба такова, что я не имею права отказаться. Кроме того, мне любопытно…
— Любопытство может стоить вам жизни, молодой человек. Маска будет сорвана раньше, чем нужно.
— Но я не собираюсь идти на свидание в образе моряка. В письме сказано, что только Турнемин может спасти королеву. Превий выбрал для меня роль американского матроса…
— И она прекрасно вам подходит, мы не ошиблись. Кстати…
Бомарше открыл дверцу шкафа и вынул оттуда пачку документов. Жестом пригласив Турнемина к столу, Бомарше разложил бумаги, отыскав среди них одну, с пробелами между строк, он заполнил ее и протянул большой шуршащий лист Жилю. Это был паспорт со всеми необходимыми печатями и подписью графа Верженна, министра иностранных дел, выписанный на имя капитана Джона Вогана из Провиданса (Род-Айленд).
— И еще, — сказал Бомарше, протягивая Жилю пачку старых пожелтевших бумаг, — это документы с пиратского корабля «Сускеана», принадлежавшего Джону Вогану. С этими документами вы можете разъезжать по всей стране, останавливаться в любой гостинице. Да, чуть не забыл…
Писатель открыл сундук, стоявший в самом темном углу комнаты и вынул из него объемистый мешочек, издававший приятный металлический звон.
— Возьмите, — только и сказал Бомарше.
Не говоря ни слова, Жиль взял деньги и положил себе в карман. Это было годовое жалованье королевского гвардейца, Людовик XVI позаботился об американском моряке.
— Скажите, мой друг, — спросил шевалье, разглядывая документы, — куда уплыло судно и что стало с его капитаном?
Бомарше пожал плечами.
— Корабль на дне моря, где-то между Блекпулом и островом Мен, а капитан в земле. Я сам похоронил его возле разрушенной церкви, когда море выбросило тело на берег Святой Анны. У него были при себе документы, и я решил сохранить их. Как теперь вижу, я не ошибся… Не волнуйтесь, на этом свете другого капитана Вогана нет…
Жиль сложил документы, не задавая лишних вопросов о том, каким образом французский драматург оказался на берегах Ирландского моря именно в тот момент, когда нужно было похоронить американского капитана.
Нет, не о приключениях Бомарше думал Турнемин. Название корабля пробудило в нем сладостные воспоминания о долине реки Сускеаны, где среди маисовых полей стояла деревня сильного индейского племени сенеков. Жиль как будто снова увидел изгиб реки, изгородь из кольев, столб пыток, взгляд ненавистного колдуна Хоакина, гордую позу вождя Сагоевата и, наконец, мучительную красоту Ситапаноки, женщины, заставившей его забыть Жюдит. Он знал, что никогда не сможет забыть глаза, похожие на озера жидкого золота, несравненный стан и руки, так часто обнимавшие его. Ни один смертный, обладавший богиней, не сможет вытеснить ее из своей памяти.
Час спустя только что прибывший в Париж американец остановился на постоялом дворе в
тупике Пти-Фрер.
Винклерид собирался в Версаль, на прощание он показал пальцем на веселую вывеску кабачка и предложил:
— Может, как-нибудь днем сходим, поедим креветок? Или вдвоем нас узнают? Помнишь?..
— Еще бы, такое не забывается! Когда я снова стану самим собой, мы обязательно придем сюда и попробуем их креветки.
— Послушай, — сказал Ульрих-Август, ставя ногу в стремя, — я не могу тебе позволить одному идти в эту ловушку. Я поеду с тобой.
— Спасибо, но это невозможно. Ведь твой полк тоже идет в Фонтенбло?
— Конечно, но с королем. Мы будем там уже десятого. Значит, я могу пойти на свидание вместе с тобой. Я спрячусь и, если будет надо, тебе помогу.