– Был приказ… захватить всех…

– Но не испытывать на людях, чья вина не доказана, спецсредства вроде «болевика».

– Лес рубят – щепки летят…

– Люди – не щепки, – медленно произнес Матвей. – И если так считает все начальство конторы, мне с ним не по пути.

– Не спешите с оргвыводами, Соболев, – поморщился Первухин. – Деретесь вы хорошо, но в политике и социалыюй сфере разбираетесь слабо. Зачем вы обезоружили майора и дали им уйти?

Встретив угрожающе-предупредительный взгляд Белоярцева, Матвей пожал плечами.

– Во-первых, он хотел выстрелить в безоружных людей еще раз. Во-вторых, я считал, что сотрудники «Барса» непричастны к делам «Чистилища», и, чтобы задержать их, надо иметь на руках доказательства. Я таких доказательств не имел. В-третьих, Василий Балуев, ветеран спецподразделения «Вымпел», хотел стать членом Ассоциации и попал в здание в момент захвата случайно. А поскольку майор Белоярцев решил испытать «болевик» именно на нем…

– Ясно, не стоит продолжать, – шевельнул пальцами Первухин. – Инцидент исчерпан. Считаю нецелесообразным оставлять вас рядовым сотрудником «Грозы». Есть два варианта: командир особого звена в двенадцать человек…

– Нет.

– И операции ганфайтерного класса – в одиночку, со стопроцентной гарантией перехвата, конечно.

Матвей хотел было ответить «нет» и на это предложение, но подумал и согласился. Первухин ему нравился, мужик он был жесткий, но знающий дело и правильный, без желчной зависти и лукавства. Если он и заблуждался в чем иногда, так искренне. Можно было попробовать работать под его началом.

– Кто будет выдавать мне задания?

Первухин понял скрытый подтекст вопроса, усмехнулся тонкими губами.

– Я. Или майор Хватов – изредка, по приказу директора.

Это Матвею не понравилось, но отступать не хотелось, к тому же Хватов представлял Монарха.

– Уже майор? Поздравляю.

– Я вас тоже, – улыбнулся командир ОБЕД. – С сегодняшнего дня и вы повышены в звании.

– Только учтите, молодой человек, – сказал Первухин, – герои-одиночки в истории Земли никогда не делали погоды. Все решала толпа, плебс, выбирающий и своих правителей, и своих преступников.

– Я не претендую на роль героя.

– Если не претендуете, то не демонстрируйте постоянно свою самостоятельность и искусство рукопашного боя. В иных случаях это не идет на пользу делу и здоровью.

– Учту.

– Пошли покурим, – предложил Хватов.

Они вышли из домика в хмурый осенний день, оставив в штабе Первухина и Белоярцева. Хватов достал сигареты, предложил Матвею, но тот отказался.

Майор вставил сигарету в мундштук с фильтром, выпустил кольцо дыма, кивнул на окно штаба:

– А правда, что ты напал на Люду сзади?

Матвей иронично глянул на собеседника, и Хватов кивнул сам себе, как бы в подтверждение собственной догадке.

– Я так и думал, что Люда врет.

ПРИОБЩЕНИЕ К ТАЙНЕ

На шестнадцатом километре от Московской кольцевой автодороги Ельшин остановил кортеж. Лобанов, сидевший рядом, с недоумением посмотрел на бывшего генерала.

– Что случилось, Генрих? Раздумал ехать?

– Нет, пойдем другим путем. – Ельшин первым вылез из машины, поглядел на проглянувшее сквозь облака солнце и, сгорбившись, засунув руки в карманы длинной куртки, неторопливо побрел вдоль древнего деревянного забора, которым был обнесен полуразрушенный угольный склад.

Переглянувшись с телохранителем, Лобанов молча последовал за ним. Догнав, спросил:

– Почему мы в прошлый раз не пошли этим путем?

– Я был уверен, что пройдем поверху.

– А тут как – понизу?

– Тут ветка спецметро. От Лубянки его заблокировали, но есть пара колодцев, о которых никто не знает.

– Охраны нет?

– Возьми с собой пару человек, остальные пусть ждут здесь, у машин. Авто пусть отгонят за кусты справа, чтобы не бросалось в глаза с дороги.

Лобанов отстал, отдал короткое распоряжение старшему группы охраны и присоединился к бывшему генералу с двумя телохранителями, одним из которых был Дзиро Маюмура.

Ельшин остановился у покосившихся ворот, оглядел отодвинутую створку, пролез сквозь щель на территорию склада. Затем уверенно направился к одинокому бараку, в окнах которого кое-где еще уцелели стекла. Уголь отсюда давно забрали, двор был перекопан траншеями, усеян ямами от экскаваторных ковшей, и идти по сырому черному грунту было нелегко.

Не оглядываясь, Генрих Герхардович проследовал внутрь барака через сорванные ворота, остановился возле крепкой на вид кирпичной стены с полураспахнутой железной дверью. Хмыкнул, разглядывая дверь.

– Что? – подошел Лобанов.

– Похоже, нас опередили… Фонари взял?

Маршал «СС» сделал приглашающий жест, второй телохранитель – на голову выше Ельшина и вдвое шире – снял с плеча объемистую сумку, достал фонари и приборы ночного видения, а также оружие – автоматы Никонова и «глушак». Лобанов взял суггестор, предложил «никон» Ельшину.

– Если нас встретят, – отказался тот, – не поможет и танк.

– Тогда я возьму остальных.

– Я имел в виду не спецов ФСБ или военных. Боишься или не веришь – не ходи.

– Я оптимист, – пошутил Олег Каренович. Ельшин покосился на него, кривя лицо в полуулыбке, взял фонарь.

– Существует поговорка: когда к власти приходят оптимисты, пессимисты начинают понимать, что их пессимизм имел все основания.

Подсвечивая под ноги, он со скрипом открыл железную дверь до конца и пролез в помещение, пол которого был усеян шлаком, битым кирпичом и заляпан пятнами смолы. В помещении находилась печь с выпуклой железной заслонкой, которая тоже была откинута. И лишь когда Ельшин, не говоря ни слова, полез в полуметровое отверстие печи, Лобанов понял, что «печь» – замаскированный вентиляционный или пожарный люк.

Один за другим по железной лестнице они спустились в бетонный колодец со скобами и продолжили путь вниз. Преодолев метров двадцать – по расчету Лобанова, – отдохнули в трехметровом бункере с вентилятором, откинутым на петлях к стене. Затем продолжили спуск, пока не достигли дна; случилось это примерно на пятидесятом метре от поверхности.

Выпуклый, с кремальерами запора, люк и здесь был открыт.

Видимо, тот, кто пользовался лазом последний раз, не собирался возвращаться той же дорогой.

По-прежнему не обращая внимания на переживания тех, кто следовал за ним, бывший босс Купола посветил в горловину люка и первым прополз в него. За ним с большим трудом протиснулся телохранитель со снаряжением и лишь потом Лобанов.