Прокрутив все это в голове, я предприняла доблестную попытку освобождения своей драгоценной особы, если уж другие личности, ответственные за мою безопасность, бессовестно манкировали своими обязанностями и беззастенчиво дрыхли. Пришлось включить несвойственный мне героизм и, скривившись от мысли о куче микробов, укусить зажавшую рот ладонь. Ладонь была жесткой и кусалась плохо. После нескольких безуспешных попыток заболела челюсть, и я сдалась. Неведомой личности мои тренировки по каннибализму тоже не пришлись по вкусу, и меня сжали покрепче.
– Кх-х-х, – прокомментировали мы с мужичком явную агрессию.
И тут мне на ушко прошептали:
– Леля, – нежно так, ласково, но мне не понравилось.
Особенно не понравилась та часть тела, усиленно прижимавшаяся к моему заду и демонстрирующая повышенный интерес. Это наводило на нехорошие мысли и давало широкий простор воображению. Мысли и воображение быстро сговорились и нарисовали та-а-кую картину, что я немедленно пнула посягателя на девичью честь в голень и постаралась засунуть грибочка между нами, используя его как прокладку.
А зачем добру пропадать? Пусть послужит на благо меня. Зря я его, что ли, на руках таскала? Такие дивиденды нужно отрабатывать!
Мужчинка отмер и начал брыкаться, сопротивляясь оказанной почетной миссии, и полузадушенно хрипеть. Ну это-то как раз понятно: я бы тоже захрипела, если бы меня зажали между двумя валунами.
Да упаси господи от такого! Нет, мне как-то больше по душе тет-а-тет, без добавочных компонентов и щекотания нервных окончаний всяческими выкрутасами. Все же сказывалось бабушкино традиционное воспитание.
– Упс! Больно! – выдохнул неизвестный и знакомым голосом отозвался: – Ты че, спятила? Это ж я.
– Мм! – высказалась я на пасквильное утверждение и подумала, что стоило бы добавить еще немного и уже по другой ноге.
Но тут мне снова прошептали на ухо:
– Тиха! – уже не так ласково, как раньше, и выпустили из захвата.
– Ах ты, гадский извращенец, – зашипела я, разворачиваясь к Мыру и намереваясь высказать все наболевшее. – Да как ты… – Взгляд напоролся на висящую у него на поясе дубинку. Я заткнулась и задумалась. Повернулась боком, прикинула на глаз, примерилась и обиделась.
Вот так и обламываются самые светлые и романтические грезы! Только я размечталась, понимаешь, о страстных объятиях и недвусмысленных намеках, как это оказалась банальная дубинка! Тьфу! А все так хорошо начиналось!
Оттопырив нижнюю губу на манер сковородника и демонстрируя крайнюю степень обиды, начала буравить взглядом ничего не понимающего тролля и задавать вопросы:
– И что здесь, скажи на милость, творится? Почему я вдруг просыпаюсь в одиночестве?
– Не совсем! – пискнул грибок, выпавший у меня в процессе примерок и подхваченный Мыром. – Ты проснулась со мной!
– Тем более! – грозно продолжила я, молчаливо согласившись со справедливым замечанием. – Почему я проснулась в компании этого недоразумения природы с загулявшей на сторону наследственностью? А если бы он покусился на мою честь? Где бы тогда было ваше достоинство?
– Он?! На честь?.. – Тролль удивленно покрутил в руках мужичка. – Че бы он сотворил? Заместо муравья залез разве…
– А че? – обиделся уже грибок. – Али не мужик? Уж и покуситься ни на что путное не могу?
Ну-ну, если только будешь бегать вдоль и кричать: «Это все мое!» Угу.
– Что?! Кто?! – живо отреагировала я на странную инсинуацию.
– Че это? – недоуменно уставился Мыр на возмущенно пыхтящего мужичонку. – Это как?
– Каком кверху! – вырвалось у меня от злости.
Нет, ну вы подумайте! Вместо того чтобы по-рыцарски защищать мою честь (или что там от нее осталось), этот зеленый троглодит выясняет, каким образом меня могли ее же лишить! Крокозябра озабоченная!
– Да ладно! – махнул лапищей тролль и начал спеленывать грозного покусителя и полонителя одиноко спящих девушек, запихав ему в рот подол его же хламиды. – Не расстраивайся, успеешь ышшо!
– Э? – У меня глаза на лоб полезли от подобной перспективы. – Чего я успею?
– Натереться об мужика, – подробно объяснил мне тролль глубокий философский смысл своего высказывания и пристроил импровизированную мумию на ветке дерева. Полюбовавшись на дело рук своих, повернулся ко мне.
А я находилась в остолбенении и довольно успешно изображала жену Лота, при этом отчаянно стараясь отлепить глаза ото лба и вернуть их в надлежащее место. Заинтересованно оглядев исключительной художественной ценности полотно «Ну ты, мужик, ваще!», Мыр сказал:
– Пошли!
– Куда? – отмерла я и спросила самым ядовитым тоном, на который была способна: – Об мужика тереться?
– А че, сильно приперло? – нахально заметил грубиян. – Практики не хватат? Пособить?
У меня от такой наглости не то что слова пропали, а и все мысли откинули коньки. М-дя-а… и, похоже, повредили лезвиями этих самых коньков остатки головного мозга. Ибо ничего, кроме основательной конструкции русского устного пятиэтажного, мне на ум не шло. Но докатиться до такой степени нравственного падения я пока себе позволить не могла.
Да и, в конце концов, должно же у меня хоть что-то остаться в запасе? Это я себе говорю? Я?!! Нет уж, нашему троллю выходка тоже даром не пройдет!
– А… давай пособляй! – родилось что-то в глубине спинного мозга, которому было все пофиг, так как опасность он встречал, находясь позади груди. – А то много вас таких, теоретиков, а как до практики дело дойдет – так все в кусты! Больно говорливые вы, красавцы. Ну?!
– Кусты, говоришь? – поскреб в затылке великий практик в сексуальном обтирании дубинкой. – Ага… И впрямь, тудой-то нам и нать! Пошли, подмогнешь.
– Что я буду делать в кустах? – Серое вещество в голове заволновалось и сконденсировалось, пытаясь постигнуть неуловимый замысел тролля.
– Подмогнешь подержать, – терпеливо, как последней дурочке, разжевал мне мужчина и поманил пальцем.
Ой как мне не нравятся эти неприличные намеки!
– Зачем? – напряженно продолжила задавать вопросы.
– Одному-то несподручно, – повернулся ко мне спиной Мыр и, к счастью, не видел моего перекошенного лица.
Это что у него там такое неподъемное, если самому никак? Надеюсь, это все же не то, о чем я думаю? Ведь если да, то мне хана, или как там правильно называется переход из живого и шевелящегося состояния в мертвое и ко всем прелестям природы равнодушное?
– Ты о чем? – Продолжая допрос, я осторожно начала отходить подальше.
Мыр повернулся, поглазел на меня, до чего-то додумался и с возмущением сказал:
– Ну и девки нынче пошли! Токо об энтом и думають! Некада мне с тобой обжиматься, скора эти очухаются! – И показал пальцем на замотанных в подобие бурнусов храпящих мужиков.