Санек хохотнул, прыгнул в свободный от дверцы проем и с проворотами огромных колес выскочил задним ходом на асфальт.
– Ну, что – с достоинством произнес Санек. – У нас было что грузить, теперь есть куда. Километров сто, во всяком случае, мы проедем с комфортом.
Жека улыбнулся, глядя на продавленную до подголовников крышу и огромные дыры в сиденьях. Да, у каждого времени свои стандарты комфорта…
Одно колесо было простреляно, но в огромном багажнике валялись аж две «запаски». Вскоре они уже загружали продукты, наваливая их в багажник и на заднее сиденье.
– Зачем нам столько? – ляпнул было Жека, но Санек только усмехнулся в ответ:
– Это валюта, мой друг. Если у нас не отнимут ее силой, может, удастся выменять на нее еще сколько-нибудь соляры. Да и, в конце-концов – не на руках же мы это понесем…
Жека не спорил. В некоторых вопросах Санек, несомненно, оказался удивительно осведомленным и ловким. И, наверное, дальше это будет проявляться еще сильнее. Видимо, и впрямь, наступало время таких вот Саньков…
Никогда еще Жека не испытывал от езды такого удовольствия. Наверное, нечто подобное ощущали пилоты первых аэропланов, с той лишь разницей, что их «аэроплан» был одним из последних.
По дороге попался одинокий «КАМАЗ» с разоренным трейлером. Бак у него оказался точно также пробит снизу. Видимо, им здорово повезло с тем трактором. Больше машин не попадалось.
Едва начало темнеть, как Санек решительно съехал с трассы на какой-то проселок.
– Спрячемся от греха подальше, – пояснил Санек. – Нечего фарами всякую нечисть привлекать. Осталось еще половина от той соляры. Должны дотянуть до города…
– Какого города?
– А, этого… как его… Не важно. Попробуем продукты загнать за топливо…
– А нам по шапке – не того?..
– Есть такой вариант. Но уж больно хорошо ехать…
– Трудно спорить.
– А… И не надо. Давай пожрем, что ли…
Развели костер, с таким расчетом, чтобы его не было видно с трассы. Достали найденную в брошенном доме кастрюлю, и канистру с водой, что наполнили там же в колодце.
Картошка из погреба на вид была жухлая и сморщенная, но после чистки обрела вполне картофельный вид. Сварив картошки, навалили туда тушенки из погребного запаса и перемешали. От одуряюще аппетитного запаха свело желудки. Схватили мародерски похищенные ложки и набросились на кастрюлю, не дожидаясь, пока месиво остынет.
– О! – набитым ртом приговаривал Санек. – Кайф! Ради этого стоило столько пешкрусом наворачивать… Пока есть в мире картошка с тушенкой – цивилизация не сдохла!
– М-м.. Ага, – соглашался Жека. – А когда небеса ниспошлют нам макарон по-флотски, можно будет сказать, что дела пошли на поправку…
– Да, уж… Стоунхендж нас заждался, небось. Такую встречу нам закатят!
– Если дойдем. Ну-ка, пододвинь кастрюлю…
– Что значит – если дойдем?
– Дай кастрюлю!
– На! Смотри, не каркай… Должны дойти. Мне здесь уже не нравится. Не люблю пустоты. Уж лучше бы стреляли…
– Э, ты сам не каркай… Уф, наелся… Где вода?
– Канистру к колесу прислонил.
– А-а. Пойду, принесу…
Жека тяжело встал, направился к машине. И почувствовал на себе пристальный взгляд.
…Волна ужаса окатила Жеку с головы до ног. Он оглянулся влево и увидел ГЛАЗА.
Огромные, сверкающие в темноте зелеными огоньками ГЛАЗА.
Жека не заорал только потому, что ему не хватило сил. Страх был вселенский, первобытный.
Все тело Жеки стало страхом.
Потому что вслед за глазами проявилось лицо. Нет – морда. Морда оборотня, монстра, чудовища. Потому что ее появление не могло быть объяснено причинами, поддающимися разумному объяснению.
Потому что на этой широте не водятся тигры.
Тем более такие – чудовищно огромные…
В те мгновения, когда черный силуэт зверя взвился в воздух, Жека понял, что не брешут люди, когда говорят, будто видели перед смертью всю свою жизнь. Однако растянувшееся в кошмаре время Жека решил потратить с большей пользой.
Во-первых, он успокоился. Невероятно, но спокойствие пришло в один миг – когда еще не успели оторваться от земли задние лапы чудовища.
Во-вторых, Жека выставил перед собой канистру. Сделал он это, конечно, инстинктивно.
В-третьих, очнувшийся Гид своим визгом буквально выдернул Жеку из-под канистры, которая, казалось, просто зависла в воздухе.
Все это напоминало замедленную покадровую съемку.
Но в следующее мгновение все пришло в движение. Огромная сила вышибла канистру из рук Жеки и повергла его на землю. Раздался треск раздираемой куртки, скрежет металла. Краем глаза Жека отметил, как просела и откатилась машина.
– Са!… – крикнул Жека, но его перебили короткие автоматные очереди. Жека отключился…
Они нашли тело зверя только утром, пройдя метров двести по обильному кровавому следу. Жека прихрамывал, придерживал ободранную руку, но не уставал благодарить судьбу. За то, что так легко отделался.
Зверь оказался неправдоподобно огромным, и на свету не так уж похожим на тигра. Во всяком случае, он был не столь полосат.
Жеку вновь посетил тот первобытный страх, что чуть не убил его ночью. В этом окоченевшем, но еще символизирующем мощь, теле, виделось ему какое-то жуткое послание.
– Черт… – сказал пораженный Санек, судорожно сжав в руках автомат. – Что это за чертовщина? Может, мутант какой?
– А ты сюда посмотри, – тихо сказал Жека, указывая на полураскрытую пасть зверя, откуда торчал вывалившийся язык со следами крови.
Клыки «тигра» были невероятно длинны. Как в старой книжке…
– Саблезубый тигр? – пробормотал Санек. – В средней полосе?
– А где у нас вообще живут саблезубые тигры? – поинтересовался Жека.
– Я не знаю…– растерянно сказал Санек.
– Мне раньше казалось, что нигде, – сказал Жека. – По крайней мере, последние сто тысяч лет…
– Дела… – протянул Санек. – Может, из зоопарка сбежал? Сейчас их там кормить не чем…
– Браво, Саня! – отозвался Жека. Что еще ответить на подобную глупость?
– Ну и черт с ним, – плюнул Санек. – Все равно, нам повезло. Вот и славненько.
– Спасибо, тебе, – отозвался Жека. – Если бы не ты – он бы меня порвал на пазлы…
– Да уж. Теперь я и спать буду с автоматом в обнимку… Шкуру с него, что ли, снять?..
Жека с трудом отговорил Санька сдирать шкуру с поверженного зверя. Главным оказался аргумент, что она будет страшно вонять – у них ведь нет ни опыта, ни дубильных веществ. Но в глазах Санька так и осталось сожаление охотника о потерянной добыче.