Все равно это только секс, с жаром убеждал он себя, жадно скользя губами вниз по ее шее. Джоан, с ее-то опытом, несомненно, должна это понимать…
И все же, после того как он, преодолев ее сопротивление, стянул через голову свитер, его руки стали действовать мягче, нежнее. Филип ласкал ее груди, живот, изящный изгиб талии с все большей осторожной настойчивостью. Он сжимал ее соски большим и указательным пальцами, наслаждаясь тем, как она вздрагивает от этих прикосновений. И когда Филип снова вернулся к ее губам, ответ Джоан был именно таким горячим и неистовым, на какой он и рассчитывал.
Ее язык встретился теперь с его языком, сплелся с ним, и наконец, обхватив губами, она втянула его к себе в рот. Обычная сдержанность покинула Джоан, она безрассудно предалась страсти.
Филип понял, что не может больше сдерживаться. Он хотел оказаться внутри нее. Хотел зарыться в ее тепло, мягкость, хотел почувствовать, как она принимает его, хотел довести ее до высшей точки и вместе с ней испытать оргазм…
Не отрывая от нее своих губ, он подвел ее к кровати и ощутил радость, когда Джоан вместе с ним опустилась на нее. Но она продолжала сидеть, и Филип, оставив ее губы, склонил голову и легонько сжал зубами розовый сосок.
Стон, который издала при этом Джоан, поощрил его к дальнейшему, и, уложив ее на смятые простыни, он накрыл ее своим телом. Теперь ее действиями управлял не разум, а чувства, и в затуманившихся синих глазах Филип видел ту же сексуальную одержимость, которая владела и им. Ему доставляло огромное удовольствие расстегивать ее брюки, а затем его рука скользнула под кружевные трусики.
Они были влажными. И когда Филип коснулся мягких складок плоти, он понял, что ее потребность в нем так же сильна, как и его в ней. Она изогнулась под ним и развела ноги, чтобы предоставить ему большую свободу действий, когда же он убрал руку, издала протестующий возглас.
– Не беспокойся, я никуда не собираюсь, – хрипло сказал Филип, отстраняясь, чтобы стянуть плотно обтягивающие брюки с ее ног. За ними последовали трусики, после чего Филип быстро стащил свои. Теперь их ничто не разделяло.
Он глубоко втянул в себя воздух, когда Джоан прикоснулась к его возбужденной плоти. Лаская ее, она стремилась показать ему, что помнит о его желаниях так же, как и о своих.
– Полегче, – хрипло выдохнул Филип.
Но Джоан не слушала его, и Филип понял, что больше не в силах сдерживаться и длить эту муку предвкушения.
– Остановись, – простонал он и, снова уложив Джоан на простыни, лег сверху. Затем, разведя ее ноги, одним коротким плавным движением проник в нее, испытав удовлетворение, о котором мечтал с той минуты, как впервые оказался в квартире Джоан в Бирмингеме.
Это было почти как заниматься любовью с девственницей. И если бы у него были сомнения в том, что все эти годы она вела целомудренный образ жизни, они отпали бы при том захлебывающемся звуке, который издала Джоан, когда он преодолевал сопротивление ее плоти.
– Тебе больно? – хрипло спросил он, на мгновение забыв о своем желании, но Джоан снова всхлипнула и покачала головой.
– Нет, нет! – воскликнула она.
Это убедило Филипа, и со стоном удовлетворения он продолжил начатое…
Удовольствие было небывалой силы. Но слишком коротким. Ему хотелось бы длить и длить его, находя все новые и новые неизведанные нюансы их взаимной страсти, но собственное тело предавало его. Малейшее движение заставляло его задыхаться, и он чувствовал, что еще мгновение – и все будет кончено.
Филип понимал, что должен остановиться, что здравый смысл требует, чтобы он защитил Джоан от себя самой. Но он понимал также, что не в состоянии этого сделать. Ничто не способно сравниться с этим, думал он, когда бес внутри него восторжествовал. Он хотел ее, хотел пролить в нее свое семя. И если это грех, то так тому и быть. Он готов искупить его как мужчина.
И, едва почувствовав приближение развязки, Филип ощутил, как сжались ее мышцы. Она изогнулась, ногти впились ему в плечи, ноги крепко обхватили его талию. Но последней каплей оказались короткие, отрывистые звуки, которые издавала Джоан. Боже правый, она готова пройти с ним весь этот путь до конца!
Это был предел его мечтаний. Содрогнувшись в сладкой муке, Филип понял, что пропал безвозвратно. И все-таки ни на мгновение не пожалел о случившемся. Подняв голову, он с жаром сказал себе: она моя – моя любовница, моя женщина! Его губы горько изогнулись. Единственная женщина, которую я когда-либо любил.
Глаза Джоан были закрыты, и он пожалел об этом. Ему хотелось, чтобы она увидела, что он чувствует, разделила с ним то откровение, которое снизошло на него. Но Джоан, казалось, заснула, и он не смел потревожить ее. Тени под ее глазами свидетельствовали о том, как измучили ее последние переживания.
А как же Крис? – напомнила Филипу проснувшаяся совесть, когда, опершись локтем на подушку, он любовался Джоан. Существует ли возможность, что я действительно отец этого ребенка? – подумал он. И хочу ли я знать ответ на этот вопрос? Не будет ли проще признать, что ребенок – часть Джоан? И что я люблю Криса независимо от того, кто его отец?
Джоан выскользнула из гостиницы, пока Филип был в душе. Ей удалось убедить его, что она спит, поэтому, услышав, как скрипнули пружины и шаги Филипа затихли в ванной, Джоан быстро натянула на себя одежду.
Было вовсе не трудно притвориться измученной. Ей и в самом деле хотелось одного: свернуться клубочком и проспать весь день напролет. Но лишь для того, чтобы оттянуть момент, когда придется подумать о будущем. Пусть этим утром ей пришлось пережить самые потрясающие минуты в своей жизни, но Джоан понимала: Филип видит в ней не более чем замену Лори Такер.
И это причиняло ей боль. И какую боль!
Выйдя из комнаты Филипа, она на цыпочках спустилась в бар, где конечно же столкнулась с Джеком Майлзом, владельцем паба. Страшно было представить, что он подумает о ней, но сейчас Джоан это не заботило. Когда она приехала сюда, Джек принимал свежеиспеченный хлеб, поэтому ей удалось проскользнуть незамеченной. Но сейчас он вежливо пожелал ей доброго утра – так, словно не пытался изо всех сил догадаться, чем она занималась с его постояльцем.
Как будто в этом могут быть какие-то сомнения, усмехнулась Джоан, садясь за руль «ниссана» и поворачивая к себе зеркало бокового обзора. То, что она в нем увидела, заставило ее содрогнуться от отвращения. Ее щеки пылали, а губы были красными и опухшими.
Выезжая со двора гостиницы, она едва не врезалась в фургон булочника, который зачем-то остановился сразу за воротами, и грязно выругалась. Да что со мной такое? – сердито спросила себя Джоан. Шелби – а она скоро опять станет Шелби, если Филип настоит на своем, – так себя не ведут.
Чтобы отвлечься от грустных мыслей, Джоан взглянула на часы. Невероятно, но еще не было и восьми! Ей же казалось, что она работала целый день. Хотелось надеяться, что мать и Крис еще спят. У нее не было желания объясняться с ними.