– Нет, – сухо отрезала она и, подхватив сумочку и холщовый рюкзак, направилась к выходу, слыша, как за спиной Райан благодарит девушку за помощь.
Райан догнал ее и попытался взять у нее рюкзак, но она отдернула руку.
– Сама справлюсь, – ледяным тоном заявила Николь и увидела, как губы Райана скривились в усталой усмешке.
– Сдаюсь, – сказал он. – Справишься сама. – Он придержал ей дверь. – Ты это дала понять совершенно недвусмысленно.
– А чего ты ждал? – бросила Николь, когда они вышли на улицу. – Что я растаю так же, как эта Бетани?
– Ну, раз уж ты об этом заговорила… – поморщился Райан.
– Ты… просто свинья!
– Ого! – Райан открыл перед ней переднюю дверцу джипа. – Что я могу сделать, раз ты ревнуешь?
– Ревную?! – Николь задохнулась от возмущения, но, прежде чем она успела что-то сказать, Райан захлопнул за ней дверцу. Однако, когда он обогнул машину и уселся радом, она воскликнула: – Я тебя вовсе не ревную. Я… тебя презираю.
– Знаю. – Райан захлопнул дверцу и поправил зеркало заднего вида. – Но за что?
Николь повернула голову, глядя на, него во все глаза, но Райан не смотрел на нее. Он сосредоточенно вливался в поток транспорта, которым была заполнена улица, и Николь в конце концов перевела взгляд на свои стиснутые руки. Они не разговаривали до тех пор, пока не свернули на шоссе, ведущее на юго-запад. В эти утренние часы дороги в окрестностях Монреаля были забиты, но на автобане было свободно, и машина плавно покатила по трехрядной дороге.
– Ну так как? – наконец спросил Райан, когда Николь уже решила, что он собирается молчать всю дорогу.
Поджав губы, она пожала плечами.
– А почему бы мне тебя не презирать? – отрезала она, и тут Райан повернулся к ней и наградил ее нетерпеливым взглядом.
– Вот именно, – сказал он и снова повернулся, глядя на дорогу. – Скажи, ты получаешь удовольствие, когда хамишь людям, или это только я вызываю в тебе к жизни все самое худшее?
У Николь перехватило дыхание.
– А чего ты ждал? – возмутилась она. – Ты тоже не слишком уважительно со мной обходишься.
– Вот как?
– Да.
– Интересно, о чем мы вообще сейчас говорим, – нахмурился Райан. – Об ошибке, которую я совершил, решив, что ты хочешь заняться со мной любовью пару часов назад, или о том, что ты все еще держишь на меня зло за историю пятнадцатилетней давности?
– Четырнадцатилетней, – поправила его Николь и пожалела об этом, ибо в глазах Райана мелькнуло внезапное понимание.
– Черт побери, так вот в чем дело! – недоверчиво воскликнул он. – Господи, ты же говорила, что все давно пережила. Что я такого сделал, черт побери, что ты меня так ненавидишь?
– Ничего. – Николь отвернулась к окну.
– Не пудри мне мозги. – Райан начал злиться. – Поговори со мной, черт побери. Когда-то мы все рассказывали друг другу.
– Когда были детьми. Это было давно, Райан.
– Мне ли этого не знать? Поэтому-то я и поражаюсь нашему разговору. Ради всего святого, я же извинился. Мне действительно очень жаль. Если бы я знал, что это испортит наши отношения… – Он запнулся, а потом напрямик заявил: – Черт побери, Николь, не я, так был бы кто-нибудь другой.
– Другой? – Николь высокомерно приподняла бровь. – О чем ты?
– Тебе по буквам сказать? – резко спросил он. – Ты прекрасно знаешь, о чем я. В то лето… ты тогда стала взрослеть, Николь. Не я один не мог оторвать от тебя глаз. Ты тогда созрела. Как спелый, сочный персик, который только и ждал, чтобы его сорвали.
– Ах ты мерзавец! – Кулак Николь ударил Райана в бок с силой, которой он от нее никак не ожидал.
На мгновение у него перехватило дыхание, он упустил руль, и несколько секунд джип мчался вперед, потеряв управление. Однако Райану удалось снова ухватиться за руль, и, обретя дыхание, он зло выругался.
– Бешеная сука! – прошипел он и просигналил, что съезжает с дороги.
Свернув на ближайшем повороте, он подъехал к находившейся там заправке и остановил машину. Повернувшись, он стал смотреть на нее мрачным обвиняющим взглядом.
Николь и сама уже раскаивалась, что набросилась на него, и понимала, что у Райана есть полное право злиться. Однако стыд и упрямство замкнули ей рот.
– Что ты вытворяешь? – резко спросил он, потирая бок. – Ты что, не можешь разговаривать без рукоприкладства?
– С тобой – нет.
– Почему?
– Я не хочу говорить об этом.
– А я хочу. Либо ты сейчас же скажешь мне в чем дело, либо отправишься в Плейн-лодж на своих двоих.
– Ты не посмеешь! – ахнула Николь.
– Посмотрим, – сухо сказал он. – Валяй, доведи меня до точки, и сама убедишься.
– Не смей мне угрожать, – вскинула голову Николь.
– Да я тебе не угрожаю, – простонал Райан. – То есть, конечно, да, но не в том смысле. Я лишь хочу получить ответы на некоторые вопросы, Николь, и ты мне их дашь.
– Не понимаю, о чем ты.
– Понимаешь, и еще как. Я говорю о тебе, обо мне, о нас, наконец. Я хочу знать, как случилось, что мы из друзей стали врагами. – Он вздохнул. – У меня есть подозрение, что это как-то связано с моей матерью. Как она ухитрилась настроить тебя против меня? Она ведь клялась, что ты все понимаешь, что тебе не терпится забыть о случившемся не только ради себя самой, но и ради отца.
– Как это было удобно для тебя, – скривилась Николь.
– Что это значит? – Рука Райана стиснула руль. – Ты хочешь сказать, что винишь меня в том, что произошло?
– Не совсем. – Разговор зашел слишком далеко, и она не хотела его продолжать. Что ж, по крайней мере, он объяснил, почему не делал попыток с ней связаться. Зная Амелию, она не сомневалась, что та изо всех сил постаралась исказить ситуацию в глазах сына. – Скажем так: я и твоя мать ни разу не разговаривали… об этом.
– Стало быть, ты считала, что я во всем виноват? – покачал головой Райан. – Жаль, что ты не написала мне.
– Зачем?
– Чтобы сказать, что ты думаешь, естественно. Я был весьма самонадеян в те годы, но я ни за что не стал бы тебя обижать. Господи, да ты же сама это знаешь!
Николь мельком взглянула на него и снова отвернулась.
– И что бы ты сделал? Вернулся бы домой?
– Может быть. Если бы ты захотела, чтобы я вернулся.
– Да что ты говоришь!
– Но это правда, – простонал Райан. – В то время я бы все сделал ради тебя. Я с ума по тебе сходил. Ты же знаешь.
– Откуда?
– Ты должна это знать. – Лицо Райана помрачнело. – Но, черт побери, Ники, я понимал, что ты слишком молода. И, когда мать сказала, что тебе надо дать возможность немного повзрослеть, я… ей поверил.