— То есть ты с радостью согласишься ухаживать за своей дочерью? — недоверчиво спросил он.
— Почему бы нет? — пожала плечами Аделина.
— Значит, причина твоего побега из собственного дома за тысячи километров на какой-то там заброшенный остров не имеет никакого отношения к тому, что произошло между нами?
Ее как громом поразило.
— Ну… конечно же нет.
— Точно? — Эрнесто, прищурившись, посмотрел на нее. — Ты говоришь правду?
Изо всех сил пытаясь сохранять спокойствие, Аделина напомнила себе, что он ничего не знает.
— Ла Диг вовсе не заброшенный остров, — уклончиво ответила она. — Немноголюдный, согласна… Но это не означает, что там отсутствуют условия для нормальной жизни.
— И все же меня не покидает ощущение, что тебе трудно справиться со сложившейся ситуацией, — мягко произнес Эрнесто, словно не слыша ее последней фразы. — Поэтому ты и отказалась лететь самолетом, который я прислал. И попросила Энрике не сообщать мне о твоем приезде… Не пытайся отпираться. Я прав, разве нет? — Он усмехнулся. — Боже, почему ты меня избегаешь? Я же не чудовище, в конце-то концов!
Хватит, ты уже достаточно его наслушалась! — сказала себе Аделина.
Она поднялась и хотела было направиться к двери. Но Эрнесто схватил ее за руку.
— Подожди!
— Зачем?
Цепкие сильные пальцы крепко держали ее, и молодая женщина поняла, что не стоит даже пытаться освободиться от него. Но и оставаться спокойной под его оценивающим взглядом тоже было непросто. Она слышала его тяжелое дыхание. Похоже, что ее внезапная попытка уйти застала его врасплох. Слишком противоречивые эмоции отражались на его лице.
— Мне не следовало так говорить, — наконец смиренно и мрачно произнес он. — Я прошу прощения.
— В самом деле? Ты действительно так думаешь?
Ее ответ прозвучал нелепо. Но при сложившихся обстоятельствах она не смогла придумать ничего более оригинального.
А обстоятельства явно складывались не в ее пользу. Тело предательски реагировало на его близость, на обжигающий жар прикосновений…
Хищный магнетизм, исходящий от этого мужчины, усыплял разум.
— Пойми, Аделина, — сказал он, медленно проводя большим пальцем по изгибу ее запястья вверх и вниз. — Я не хочу, чтобы мы превратились во врагов.
Его голос обрел особую глубину. И снова ей послышалась завораживающая чувственная интонация, которая околдовала ее в ту роковую ночь. И сердце болезненно сжалось при мысли, что она стала игрушкой в его руках. Он оказался намного умнее, чем можно было полагать, и снова пускал в ход свои чары, чтобы заставить ее передумать.
Сердце билось как сумасшедшее. Когда-то давно муж рассказал ей, как Монтес по его просьбе проверял одну малоизвестную компанию, выставлявшую ценные бумаги для продажи на фондовом рынке. Молодой человек вцепился в них бульдожьей хваткой, проведя анализ целой кипы банковских документов. И через трое суток непрерывной работы докопался до их истинного финансового состояния.
Эту же хватку он использовал сейчас на ней и в прямом, и в переносном смысле. Но его убеждения были настолько же соблазнительны, как и лживы. Единственное, к чему он стремился, это все сделать по-своему.
— Уверена, Паолу уже привезли в палату, — сказала Аделина, отвернувшись от него. Она и так чувствовала его близость всем своим существом. Не стоило лишний раз убеждаться в том, что он считал ее заурядной доверчивой дурой.
— Не думаю, что дело в Паоле… — прозвучал его угрюмый голос.
Но она не совершила ошибки, не поддалась на уловку и отказалась взглянуть на его разочарованное лицо.
— А меня не заботит, о чем именно ты думаешь, — парировала Аделина, продолжая многозначительно смотреть на двери. Потом перевела глаза на его руку, сжимавшую ее запястье.
И, борясь с желанием поднять голову и посмотреть ему в глаза, добавила:
— Ты сам отпустишь меня или мне позвать на помощь?
— Вы не сделаете этого, сеньора Веласкес, — процедил он. Его горячее дыхание обжигало ее щеку. — Подумайте, как неловко будет чувствовать себя Паола, если узнает, что ее мачеху и племянника покойного отца застали при… компрометирующих обстоятельствах!
Ад ели на вздернула подбородок.
— Ты надеешься, что Паола поверит рассказам чужих людей, а не моим объяснениям?
— Нет, — вздохнул он. — Я просто пытаюсь показать тебе, как нелепо выглядит наша ссора. Мы ведь оба желаем Паоле только добра, не так ли?
— Я-то уж точно желаю.
— И я тоже.
— До тех пор пока это не начинает мешать твоей личной жизни.
— Разве я это говорил?
— Мне не требуются твои слова, чтобы понять суть дела. — Аделина беспомощно всплеснула свободной рукой. — Ты пытаешься поставить все так, как тебе удобно, а остальные должны лишь подстраиваться.
— Ты уверена, что думаешь только о Паоле? — негромко спросил Эрнесто. — Разве причина не в том, что ты сама не хочешь жить в своем доме?
— Этот дом не мой, а Федерико.
— Но сеньора Веласкеса больше нет с нами.
Он завещал дом тебе…
— Мне он не нужен.
— Из-за того, что там произошло?
— Нет! — Ее бросило в дрожь от этих слов.
Она была в этом доме в ночь смерти Федерико, лежала обнаженная, распластавшаяся на огромной кровати, и Эрнесто целовал ее грудь и живот… — Я… я просто не хочу там жить, — выдавила Аделина. И через секунду более сдержано добавила:
— Этот дом навсегда останется для меня домом Федерико.
— А то, что случилось между нами, не повлияло на твое решение?
Она помотала головой.
— Нет.
— Ты лжешь. Это не правда!
Аделина насмешливо фыркнула.
— Ну, конечно. Тебе же лучше знать!
Монтес помолчал.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Хватит говорить о всякой чепухе… Паола надеется, что я буду рядом, пока она не выздоровеет, и это главное. Об этом сейчас надо думать, — пробормотала Аделина, словно уговаривая саму себя. Она выдохнула. — А теперь, пожалуйста, отпусти меня.
На секунду ей показалось, что Эрнесто Монтес проигнорирует ее просьбу. Но неожиданно его пальцы разжались, словно раскрылись стальные тиски.
— Какие проблемы? — произнес он, разводя руками. — Разве я могу запретить матери быть рядом с любимой дочерью?
Аделина не удержалась и бросила в его сторону испепеляющий взгляд.
— Что? — спросил он, пожав плечами, словно ничего не произошло.
— А то, что я советую тебе держаться от меня подальше, — холодно произнесла она, надеясь, что Эрнесто не заметил дрожи в ее голосе, и направилась к дверям.