Друзьями?! У Марка похолодело в груди, черное отчаяние навалилось на него.
– Папа...
– У нее была нелегкая жизнь, Марк. Ее муж, бывший, разумеется, был чудовищем. Я не могу рассказать тебе всего, но поверь, она была очень несчастна.
– Я понимаю.
– Сомневаюсь. Он унижал и оскорблял Сару. Он почти раздавил ее. Когда мы только познакомились, она была забитой, необщительной серой мышью. Совершенно неуверенная в себе женщина, даже не осознающая того, насколько она красива... Я рад и горд, что смог изменить ее отношение к жизни и к самой себе хоть немного. Медленно, но верно она начала доверять мне. Постепенно мы подружились, и могу сказать, что когда она узнала о моей болезни... Что ж, прости, сын, но именно Сара окружила меня теплом и заботой, которых я не дождался от своей семьи.
– Папа...
– Нет, Марк, дослушай. Она не та, кем ты ее считаешь. Она глубоко порядочная, несчастная и ранимая женщина, я ее уважаю, люблю и стараюсь оберегать. Ты понял, Марк? Оберегать!
– Почему ты мне это говоришь?
Неужели он и впрямь решил на ней жениться!
– Потому что я люблю ее, Марк. Потому что она мне очень дорога. Потому что я умираю и хочу, чтобы после моей смерти за ней присмотрел ты. Она больше никогда ни в чем не должна нуждаться.
– Я слышать об этом не желаю! Я этого просто не позволю!
Если бы они не находились в больнице, Анжела уже визжала бы. Сейчас она шипела, но так, что лицо покраснело, волосы растрепались, а из некрасиво искривленного рта вылетали капельки слюны.
Марк всерьез опасался за ее давление. У здоровых людей такого цвета лица не бывает.
– Утихни, Анжи! Хочешь, чтобы все узнали о наших проблемах? Потом, это желание папы, его воля, если угодно. Он хочет видеть Сару здесь.
– О да! Его желание. Мы все знаем, КАКИЕ у него в последнее время появились желания.
– Анжела!
– И не смей его оправдывать, Маркус! Какого черта ты не сказал ему, что она уехала к себе в Англию? Почему дал понять, что она сидит на ранчо и прикидывается невинной овечкой, которую злюка Анжела не пускает к папе?
– Ты просто ее не любишь.
– Можно подумать, ты любишь!
Марк в который раз задохнулся от волнения. Слово, такое простое, такое короткое...
– Анжи, она вовсе не такая плохая, как ты думаешь. В конце концов, она заботится о папе бескорыстно...
– Чего?! Никогда я в это не поверю. Просто она тебя околдовала, так же как и папу, вот что! А ведь я тебя предупреждала, что она за человек! Ты же не слушаешь...
– Ты придумываешь сама себе истории и начинаешь слепо в них верить. Я просто отдаю ей. должное. И потом, ты что, считаешь папу безвольным олухом? Выжившим из ума старичком?
– Я просто не уверена, что человек в его возрасте и состоянии способен принимать полностью взвешенные решения. Что до этой дамочки... Я долго размышляла, что ей нужно от папы, теперь я знаю. Она знала о его болезни. Знала, что долго разыгрывать ангела милосердия ей не придется.
– Успокойся, Анжела! Сара не такая. И все обстояло совсем не так. Они знакомы уже несколько лет, а познакомились до того, как папа узнал о своей болезни.
– И ты в это веришь? Олух.
– Это правда.
– Потому что она сказала?
– Мне об этом сказал папа. А теперь, с твоего позволения, я пойду и позвоню Обадии, чтобы он организовал приезд Сары в Хьюстон.
Анжела подняла на брата холодные, исполненные ненависти глаза и процедила сквозь зубы:
– Ее там нет.
Не веря своим ушам, Марк смотрел на сестру.
– Что... что ты имеешь в виду?
– Что слышал. Я же тебе уже об этом сообщила! Ты глухой или глупый? Сары Джонсон на ранчо нет. Она уехала. Улетела в Англию.
– Когда? Как это могло...
– Три дня назад.
– Но она звонит каждый день.
– Марк, не испытывай мое терпение. Знаешь, есть такая штука, называется телефон. Это значит «слышать на расстоянии». Ты до сих пор не в курсе?
Марк в бешенстве шагнул к сестре и прошипел, нависнув над ней:
– Я правильно понимаю, что к ее отъезду приложила руку ты?!
– И что с того, братец? Ты бы сделал на моем месте то же самое.
Марк прищурился. У Анжелы бегают глаза, это странно...
– Тогда почему ты выглядишь такой озабоченной, сестричка? А я тебе скажу почему. Ты не имела на это никакого права!
– Я на все имею право! Из-за нее папе стало плохо. Она... она перенапрягла его, он слишком ослаб от ежедневных...
– Она никогда не была его любовницей.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю!
– Тебе папа сказал?
– Нет. Папа мне этого не говорил.
– Только не говори, что поверил ее собственным лживым уверениям. Марк, это же...
– Сара не лжет. Никогда не лгала. И в любом случае ничего мне не говорила. Я узнал сам. Объяснить – или догадаешься?
Анжела замерла. Вытаращила глаза до пределов возможного. Открыла рот и прикрыла его пальцами. Тихо прошептала в непритворном ужасе:
– Ты... ты ее... У вас с ней... Вы занимались сексом?
Марк молчал. Анжела в отчаянии покрутила головой и простонала:
– Это ведь только доказывает мою правоту... Вот что она за женщина!
– Она не женщина, Анжела. Точнее, она ею не была. Она девственница. Она не знала мужчин до меня. Так что в следующий раз – когда надумаешь обсуждать Сару Джонсон – попридержи свое жало, которое ты почему-то называешь языком.
Совет старых ковбоев гласит: если кобыла имеет скверный характер, дайте ей как следует кулаком по лбу. Главное – правильно рассчитать силу. В любом случае у вас останется пара минут в запасе, чтобы оседлать ее или убежать из кораля.
Сара привычно бросила сумку в угол, повесила плащ на вешалку и недовольно покосилась на автоответчик. Он тревожно мигал красной лампочкой. Кто это может быть? Она оставила свой телефон медсестрам в Хьюстоне и попросила звонить, если что-то изменится. Несколько (точнее, парочка) старых подруг обычно звонят после девяти.
Она вздохнула, подошла к телефону и нажала нужную клавишу.
Боже, только не плохие новости. Хватит их с нее.
В комнате раздался голос, от звука которого Сара Джонсон молча села на подлокотник кресла и застыла. Единственный повод, по которому мог звонить этот человек, был на редкость печален. Бен умер...