— Дядя Толя любит четкие формулировки, — слабо улыбнулся Будимир. — Но разве он не прав?

— Прав, наверное. Во всяком случае, он знает больше, чем я. Прикрой меня в случае чего.

Ростислав достал склянку старухи Ягойой с мертвой водой, подошел к лежащему на спине циклопу.

— Лежи смирно, лечить буду! Лапы убери!

Турс замер. Поколебавшись, отнял от раздробленной ступни волосатые лапы. Ростислав покачал головой, разглядывая сочащуюся из ран голубовато-серую жидкость.

— Надо же, у них кровь голубая… Не дергайся, я сказал!

Он смочил носовой платок водой из оранжевой склянки, протер ступню великана. Тот дернулся, утробно охнул, заворчал, но остался на месте. Прислушался к себе, с удивлением и недоверием посмотрел на почти мгновенно затянувшиеся раны, пошевелил пальцами ноги — их было шесть, все без ногтей.

— Великий Дуггур!..

— Великий я! — поправил его Ростислав. — С этого момента будете служить мне, а не какому-то Дуггуру. Может, он и велик, но вряд ли стал бы вас лечить. Вставай, все уже, лечение закончено.

Турс заворочался, недоверчиво-радостно ощупывая ногу, поднялся во весь рост.

— Я твой раб! Приказывай!

— Ты был прав, — вздохнул Ростислав, обращаясь к Будимиру. — Им все равно, кому служить. Итак, господа циклопы, вы свободны. Взять с собой мы вас не можем, поэтому живите здесь, помогайте слабым и беззащитным, не обижайте маленьких и никогда не служите Дуггуру! Что бы он вам ни предлагал! А если объявится здесь — прогоните его!

— Это им не под силу, — усмехнулся Будимир.

— Ничего, главное, чтобы они не перешли на его сторону. Чем больше друзей мы сделаем из врагов, тем слабее будет основной наш соперник — Уицраор. — Ростислав повернулся к турсам. — Уходите. Когда вы мне понадобитесь, я вас позову.

Циклопы подобрали дубины и послушно двинулись прочь от тюрьмы, которую охраняли неведомо сколько времени. Увидев Ненагляду на холме, они приостановились, переглянулись, а потом вдруг побросали дубины, развернулись и помчались в обратную сторону, не разбирая дороги, спотыкаясь и падая. Через минуту они скрылись за вздутием-холмом ветви, еще некоторое время доносился треск кустарника и топот, но и он стих.

— Что это с ними? — удивленно осведомился Ростислав. — Такое впечатление, что они испугались. Ты никого не видишь?

— Я бы предположил… — начал Будимир, умолк.

— Что?

— Нет, ничего… этого не может быть. Я устал, дядя Слава.

— Колдуй дальше, снимай заклятие с этой дырчатой камеры. Потом отдохнем.

Мальчик кивнул, потер ладошкой лоб, сосредоточился.

Красная сеть, опутывающая засохший сук с дуплами, тускло засветилась, начала корчиться, как живая, протаяла жидкими струйками и вскоре испарилась.

Внутри деревянной тюрьмы наметилось какое-то движение, послышалось шуршание, скребыхание, царапанье, и на свет появилась гигантская рогатая птица, сияющая серебром перьев, с хищным клювом и умными янтарно-желтыми глазами. Расправила крылья, достигавшие в размахе двадцати метров, подпрыгнула несколько раз, будто разминаясь после долгого плена, внимательно оглядела застывших путешественников. Затем открыла клюв и проговорила на чистом русском языке:

— Рад познакомиться, освободители. Я сокол Рамаг, сын Симаргла и Гамаюн.

— Меня зовут Ростислав, — представился Светлов, понимая, что «русский» язык птицы рожден его подсознанием. — Это Будимир, сын Седьмого. И Ненагляда, жительница Белобог-Руси.

Сокол зорко посмотрел на девушку, прижавшую к щекам ладони.

— По слухам, моих освободителей должно быть двое. Вас трое. Что-то случилось непредвиденное, это неправильно. Однако примите мою благодарность, друзья, я жду избавления уже много лет, если исчислять этот срок в земных годах. Если потребуется помощь, можете мной располагать.

— Спасибо, не надо, — стесненно проговорил Будимир. — Может быть, вы слышали что-нибудь о людях, путешествующих по этому миру? Здесь должны были появиться двое наших соотечественников…

— Его отец и друг, — добавил Светлов.

— Нет, не слышал, к сожалению, — ответил Рамаг, встопорщил перья на шее. — Но если они находятся в Дигме, их можно поискать.

— Как?

— Я помогу вам. Садитесь на меня и держитесь покрепче. Я один из древних, и это мой мир. Великий игва Гагтунгр когда-то переделал его, но уничтожить древних не сумел. Я знаю здесь каждый уголок, каждый кустик.

— Хорошая идея, — согласился Ростислав. — Однако нас трое. Унесешь всех?

Сокол Соколов открыл клюв, что, возможно, означало улыбку.

— Силой не обделен. Игва Дуггур поймал меня в ловушку случайно, с помощью примитивной, старой как мир хитрости. Больше на эту уловку я не попадусь.

— Что за хитрость?

— Самка, — еще раз «улыбнулся» Рамаг. — Простите за откровенность. Я просто потерял голову.

Ростислав невольно оглянулся на Ненагляду, которая уже бежала к ним со всех ног, преодолев две сотни метров буквально за считанные секунды.

— Почему вы их не убили? — воинственно спросила она, имея в виду, очевидно, циклопов. На гигантскую птицу, освобожденную землянами, она не обратила никакого внимания.

— Зачем? — пожал плечами Ростислав. — Мы их победили, заставили слушаться, из врагов превратили если и не в друзей, то в соратников. Зачем же убивать? Мы лежачих не бьем.

— Садитесь, — поторопил их Сокол. — Время дорого. Меня ждут мои соотечественники, а вас — ваш путь. К тому же я чувствую какие-то не слишком приятные колебания эфира.

— Я тоже, — смущенно признался Будимир. Ростислав первым полез на подставленное крыло магической птицы.

Глава 2

Никогда прежде им не доводилось летать на огромном соколе, сидя у него на спине и цепляясь за перья.

Сначала они боролись со страхом высоты и качкой: Рамаг летел, то проваливаясь вниз, то взмывая вверх, что не могло не сказаться на самочувствии седоков. Потом Сокол Соколов приноровился к ноше и полетел ровнее, а его пассажиры наконец принялись разглядывать «лесные» пейзажи Дигма, находя и сходство с земными лесами, и весьма существенные различия.

Чем больше они удалялись от колоссальных деревьев, представляющих, по сути, графы — топологические уровни многосложной пространственной структуры Дигма, тем больше мир Гагтунгра походил на лес, основание которого и кроны утопали в тумане. Но стоило приблизиться к любому дереву, как оно превращалось в чудовищную конструкцию планетарного масштаба, соединявшую в себе функции дерева — как растительной экологической системы — и физического объекта со своими иерархиями, законами и ландшафтами. И Ростислав не удивился, получив вылет пакета информации из глубин памяти о том, что деревья Дигма являются сложнейшими фрактальными образованиями нецелочисленной размерности типа рандомированной L-системы с бесконечным стеком. [19]