Как только дверь за ним закрылась, Карина открыла глаза. Сон не шел. Похоже, судьба настойчиво сводила их вместе. И после первого несчастного случая он поспешил ей на помощь, хотя она разорвала их помолвку, и вот теперь тоже. Разве это не говорит о чем-то?
Собственно говоря, никакой логики в том, чтобы держать его на расстоянии, не было. Она его любит, он любит ее, так чего ради сдерживать себя?
Она давно могла бы расстаться с Фордом, но все тянула, предоставляя событиям развиваться своим чередом. И вот к чему пришла. И хотя теперь она не сомневалась, что любит Форда, она продолжала сдерживать свои чувства, опасаясь ложного шага.
Но что в нем может быть ложного?
В худшем случае, когда вернется память, она обнаружит, что никогда не любила Форда или разлюбила его, потому что любовь к Чарльзу оказалась сильнее. Но какое это имеет значение, если сейчас она любит Форда? Получается, что она просто усложняет ситуацию.
Сон по-прежнему не шел. Карина пролежала до самого рассвета, когда первые лучи солнца прорезали небо. Она прислушалась, но в комнате Форда было тихо. Очевидно, он уснул сразу, подумала она, раздраженная тем, что ему удалось расслабиться, а ей — нет.
Боль в щиколотке притупилась, и Карина спустила ноги с кровати. Пренебрегая костылями, заковыляла к окну.
Будто поджидая ее пробуждения, Форд постучал в дверь и вошел. Улыбка сошла с его лица, когда он увидел, что костыли лежат на том месте, где он их оставил. Он нахмурился.
— Карина, что ты делаешь? — резко спросил он.
— Мне не спится.
— Это не причина, чтобы не пользоваться костылями.
— Они жутко неудобные, — раздраженно ответила она.
— Привыкнешь. Нельзя пока наступать на ногу. — И уже мягче спросил: — Приготовить тебе чай?
Она кивнула, вспоминая, сколько раз он приносил ей чай, когда она выписалась из больницы. Как будто все повторялось снова. Только тогда не было между ними этой жгучей чувственности, а были доброта, терпение и дружелюбие.
К тому времени, когда Форд вернулся, Карина успокоилась. И даже когда он сел рядом, ей удалось сохранить внешнюю невозмутимость, хотя на Форде были лишь хлопчатобумажные брюки, а обнаженная мускулистая грудь с темными волосами манила дотронуться.
— Нога болит? Ты поэтому не могла уснуть? Принести обезболивающее?
Он был убийственно внимателен, приветлив, озабочен, а ей хотелось крикнуть: «Нет! Поцелуй меня, и мне станет легче».
Он, конечно, с радостью исполнил бы ее просьбу, но поцелуй не решит ее проблем, только еще больше усложнит. Может быть, она делает ошибку, ожидая возвращения памяти? И так ли уж это важно, если она питает к Форду такие глубокие чувства?
Правда, остается вопрос с Чарльзом Форестером. Если она действительно оставила ради него Форда, каковы будут ее чувства к Чарльзу после того, как она все вспомнит? Предпочтет ли она его снова? Карине казалось это невозможным. Разве мыслимо любить кого-то больше Форда? Она и представить Не могла, как можно было его разлюбить.
Тревожные мысли, наверное, отразились у нее на лице, потому что Форд спросил:
— Ты чем-то озабочена? Тебе не нравится, что я опять рядом? Если это так, тогда...
— Нет! — вырвался у нее неосознанный протест. — Я не против, чтобы ты пожил здесь. Правда.
— Тогда что тебя беспокоит?
— Ничего. Злюсь на себя, что такая неуклюжая. Только что стала самостоятельной, как вдруг опять беда.
Карина видела, Форд ей не верит. Ее слова не соответствовали выражению ее лица. Но он только кивнул, как будто все понял.
— Вряд ли кто-нибудь из нас снова уснет. Так что давай выпьем чай, а потом я помогу тебе умыться и одеться и займусь завтраком.
— Мне не нужна твоя помощь, — резче, чем ей хотелось, сказала она. Но вынести его участие в таких интимных делах она бы не смогла.
— Ну хорошо, если ты уверена, что справишься сама. — Он не показал виду, что обижен, допил чай и ушел.
Когда она помылась и оделась, завтрак уже был готов. Волосы у Форда были еще влажные после душа. Он надел чистую голубую рубашку. На лице играла дружелюбная улыбка. Какие бы чувства он ни испытывал, они были надежно спрятаны.
— Справилась?
Карина кивнула.
— Молодец. Я накрыл стол здесь, в столовой, так что усаживайся. Сейчас принесу завтрак.
Завтрак походил на пиршество: свежевыжатый апельсиновый сок, омлет с беконом и грибами, тосты и джем. К собственному удивлению, она съела все до крошки, хотя сначала и не испытывала голода.
— Очень вкусно, спасибо, — с искренней признательностью сказала она.
— Сама бы не приготовила такой завтрак? — улыбнулся Форд.
— Наверное, нет.
— Значит, пока меня не гонишь?
Она мрачно усмехнулась и покачала головой.
— Нет. Прости, я не хотела показаться неблагодарной.
— Ничего. Забудь об этом. Хорошо, что я оставил здесь кой-какую одежду. Чем займемся днем? Хочешь побыть дома или поедем на побережье?
— Форд, ты совсем не обязан быть со мной весь день. Тебе нужно поехать на работу. Сколько можно продлевать отпуск?
— Ты слишком много волнуешься, любовь моя. Один звонок, и все будет в порядке. Так что будем Делать? Поедем? Или лучше дать ноге покой?
— Я бы предпочла остаться дома.
— Хорошо, пусть будет так. А я буду твоим верным рабом. Что прикажете, мэм?
Карина не удержалась от смеха.
— Прекрати, Форд. Ты же знаешь, я никогда этого тебе не позволю.
— Я не шучу. Пойди посиди где-нибудь, пока я уберу посуду. — (Карина медлила.) — Слышишь, Карина? — строго сказал он.
Утро прошло мирно. Они почитали газеты, поиграли в слова. А потом неожиданно уснули на разных кушетках. Их сморила усталость после бессонной ночи.
Увидев, что глаза Карины закрываются, он укрыл ее и лег сам. Долго всматривался в лицо задремавшей женщины и не заметил, как уснул. Ему приснилось, будто они с Кариной женаты, у них есть дети и его когда-то пустой дом наполнился смехом, топотом и радостью.
Но робкому сердцу не завоевать прекрасной дамы. Кажется, так говорится.
Форд проснулся первым. Карина еще спала. Ему так хотелось, погладить ее темные роскошные волосы, поцеловать, обнять. Как же его тело истосковалось по ней!
Наконец она зашевелилась, открыла глаза и увидела, что он на нее смотрит.
— Долго я проспала? — спросила она сонным голосом.
— Часа два.
С раскрасневшимися щеками и спутанными волосами Карина выглядела прелестно.
— Ты тоже поспал?