Мука ожидания невыносима.
Но она должна вынести эту муку.
Алексеус смотрел на экран компьютера. Он сказал Кэрри, что должен поработать, но это был лишь повод уйти. Ее явно тяготило его присутствие. Яснее показать невозможно: Кэрри не разговаривала с ним, не поворачивала головы, она просто окаменела, когда он поднял ее на руки.
Все рухнуло. Черт возьми, он, как мог, старался поддержать ее, защитить в ситуации, которую ни один из них не планировал! Он готов жениться — сделать то, чего требовала порядочность, готов принять на себя ответственность за происшедшее.
Что же ей нужно?
Посидев еще перед компьютером, Алексеус понял, что не сможет работать, и вышел на террасу. Жара летнего греческого дня окутала его душным покрывалом.
Здесь все было ему знакомо. Ребенком он проводил на этом острове каждое лето, пока не расстались родители. Его детство не было счастливым. А детство его сводного брата вообще стало кошмаром — отец видел в нем лишь собственность семьи Николадеус. Когда распался и этот брак, не принесший матери Яниса ничего, кроме страданий, у нее отняли сына, ведь она, в отличие от Беренис Николадеус, не могла позволить себе дорогих адвокатов.
Нельзя, чтобы дети появлялись на свет случайно, нельзя, чтобы они страдали...
Кэрри случайно забеременела от него. Нельзя, чтобы ее ребенок стал несчастным, повторил судьбу Яниса.
Алексеусу вспомнились слова матери. Она назвала его человеком чести, потому что он решил жениться на женщине, которую едва знал, чтобы узаконить появление ребенка на свет.
А что еще можно сделать?
Осознание пришло к Алексеусу неожиданно, вдруг, словно вспышка молнии.
Хватит оплакивать свое чудесное холостяцкое вольное прошлое, сказал ему внутренний голос.
Хватит быть лихим плейбоем. Хватит жалеть себя, ведь на самом деле ты ничего не теряешь...
Потому что тебе нечего терять.
Да, он не хотел, чтобы все так вышло, но он не предаст своего ребенка. Он станет хорошим отцом, какого не было у него самого. Его ребенок узнает заботу и любовь!
Не хочу, не хочу потерять своего малыша!
Хочу, чтобы он жил!
Алексеус вышел на балкон и посмотрел вниз, на пляж.
Там он играл ребенком.
И моему сыну понравится играть здесь.
И Кэрри будет здесь же, рядом со мной. Она станет чудесной матерью, доброй, мягкой, любящей. Она не подходит на роль жены Николадеуса? Ну и что? Я буду оберегать ее, никто никогда не посмеет презирать ее или насмехаться над ней. Она не виновата в том, что мало знает.
Интересно, а если бы вдруг случилось так, что на месте Кэрри оказалась Мэрисс или Адриана? Нет, нет и нет. Все его нутро яростно противилось этому.
Да, Кэрри станет прекрасной матерью его ребенку. А женой?
В постели — лучшего и пожелать нельзя.
Но могу ли я представить себе долгую совместную жизнь с ней?
Алексеус не знал ответа на этот вопрос.
Как-нибудь разберемся, когда придет время.
Сейчас можно только ждать.
Ожидание было недолгим. Ночью у Кэрри открылось кровотечение. На этот раз остановить его не удалось. Дежурившая в комнате Кэрри медсестра срочно вызвала доктора. Алексеус ждал его вердикта у двери в комнату, Кэрри не хотела, чтобы он входил.
Прошло немало времени, прежде чем доктор вышел к нему и сказал, что ничего не смог сделать.
— Я зайду к ней, — хрипло проговорил Алексеус.
Доктор покачал головой:
— Я дал ей успокоительное. Какое-то время она будет спать, — он нахмурился, тяжело вздохнув. — Мне очень жаль. Бывает, природа поступает по-своему, и... может, иногда это к лучшему.
Он ушел, пообещав вернуться, когда его пациентка проснется.
Какое-то время Алексеус неподвижно стоял в холле. Потом, сделав над собой усилие, зашел в комнату. На прикроватном столике горела настольная лампа. Сестра хотела что-то сказать, но Алексеус жестом остановил ее.
Он смотрел на спящую Кэрри, на ее потный лоб, спутанные волосы и совершенно изможденное лицо.
Внутри него была пустота. Он невольно протянул руку. Ему очень хотелось коснуться ее — не обнять, просто дотронуться до лба или волос... Но едва он сделал это движение, как Кэрри вздрогнула во сне и дернулась в сторону. Алексеус убрал руку.
Сейчас он испытывал не меньший шок, чем тогда, когда доктор сообщил ему о беременности Кэрри.
Безусловно, его жизнь изменилась, и заплатил за это его не рожденный ребенок.
Алексеуса мучило чувство вины.
Наверное, я мог сделать что-то еще, но не сделал, а теперь все кончено. Все.
Прошлое вернулось к нему. Будущее обратилось в прошлое. Но как же он теперь сожалел об этом!..
Кэрри проснулась в полном сознании. Доктор ввел ей препарат, давший ей возможность ненадолго уснуть, но, к сожалению, у него не нашлось бы лекарства, способного заставить ее забыть о происшедшем.
Алексеус был здесь. Она видела его силуэт на фоне окна. Он молчал, казался напряженным и далеким. Чужим. Каким всегда и был. Чужой, от которого она забеременела случайно, по недоразумению. Этой беременности больше нет.
Она видела, что он старался взять себя в руки, прежде чем проговорил:
— Кэрри, мне жаль, безумно жаль. — Его голос был тихим и хриплым.
Она слушала и не реагировала — слова Алексеуса повисали в воздухе. Ведь он лжет.
Наверное, благодарит Небеса и всех святых за счастливое избавление.
Эти мысли мучили ее, но она не облекла их в слова. Да и зачем? Зачем ей вообще говорить с Алексеусом?
Она снова повернулась к стене.
— Кэрри... — Мужчина взял ее за руку, но она в тот же момент отдернула ее. — Кэрри, я... Пожалуйста, посмотри на меня, поговори со мной...
Но если раньше ее сердце наполняла ненависть, то теперь там поселилось нечто, что значительно хуже ненависти.
Пустота.
Некоторое время Алексеус стоял рядом с ее постелью, глядя на ее лицо, которое она прятала от него. Он был в отчаянии. Ему так хотелось сделать что-нибудь для нее, хоть как-то помочь, но как? Она не отвечала, не разговаривала, не смотрела на него.
Я должен увезти ее отсюда. Подальше от воспоминаний.
Алексеус нахмурился. Кажется, она говорила, что хочет вернуться в Лондон. Он тогда сказал «да», просто чтобы не спорить.
Но Лондон?
Ей нужен отдых. Нужно выздороветь, набраться сил, окрепнуть. Физически и эмоционально.