Он развернулся и вошел в ванную, со стуком захлопнув за собой дверь.
Рейчел покачнулась. Ноги были словно вата. Как ловко он сумел все переложить с больной головы на здоровую! Выставить ее коварной злодейкой!
– Негодяй, – прошептала она, еле двигая губами.
Чего я ждала? Что Вито когда-нибудь почувствует вину за то, что он со мной сотворил? С восемнадцатилетней школьницей, которая не могла отличить одного итальянского плейбоя от другого, и была настолько наивна, что решила, что попала в чудесную сказку? Рейчел горестно скривилась. Вито извратил правду так, как ему выгодно, выставив виновной меня, чтобы таким образом остаться с чистой совестью...
Она пересекла комнату и распахнула дверь в ванную. Последнее слово останется за ней!
Вито собирался бриться. Вокруг бедер он обмотал белое полотенце, отчего его загорелая под средиземноморским солнцем кожа выглядела бронзовой. Как совершенно его тело! Мускулистая спина, широкие плечи, узкие бедра. Каждая мышца и каждое сухожилие – словно вылепленные. Это – гимн мужской красоте.
Рейчел не хватало воздуха, и она на секунду застыла, не в силах оторвать взгляд от этого зрелища. Но вот он встретился с ней глазами в зеркале, и что-то изменилось в выражении его лица. В последний раз глаза Вито Фарнесте смотрели на нее вот так... когда она вся дрожала после того, как стала женщиной в его нежных объятиях. Тогда он вот так же улыбался ей и ласково гладил по голове, а она с обожанием смотрела на него.
«Mia bella ragazza... моя красивая девочка...»
Но вот Вито повернул к ней лицо... и видение пропало. Его глаза снова злобно заблестели.
Прекрасный и смертоносный падший ангел. Таким он был всегда, какие бы ласковые слова ни говорил ей. Просто она была слепа, чтобы это замечать.
– Ты пришла, чтобы вместе со мной встать под душ? Тебе придется подождать несколько минут, пока я побреюсь. Кажется, такой секс нравится англичанкам? Ты должна рассказать мне все, что тебе нравится в твоих любовниках, саrа mia. Я не хочу, чтобы мои услуги самца оказались хуже, чем у них! Но не беспокойся – я уверен, что смогу быть таким же... изобретательным, как они, и сделать для тебя медовый месяц поистине незабываемым.
Ей стало так противно, что к горлу подступила тошнота. А он стоял, опершись о край раковины, забыв о бритье. Полотенце обтягивало его стройные крепкие бедра и мужской член.
«Прошлой ночью я касалась этого тела, гладила его, покрывала поцелуями. Я завладела этим телом, мы слились воедино...»
Предательская слабость начала растекаться по жилам: эта страсть – всесильная и безумная – имела неодолимую власть над ней.
Слова застревали в горле, но она все же слабым голосом произнесла:
– Я сейчас же уезжаю... возвращаюсь в Англию. И мне безразлично, будет ли наш брак в связи с моим отъездом признан законным или нет. Я получила то, что хотела, – вот это брачное свидетельство. Но, прежде чем уйти, я хочу сказать тебе кое-что. Ты извратил то, что произошло в Риме семь лет назад. Исказил правду до неузнаваемости! Возможно, в твоем порочном, злобном уме сложилась именно такая картина, и ты в нее уверовал! Но все было не так – и ты это знаешь! Я никогда ничего не планировала. Ничего! Ничего из того, в чем ты меня обвинил!
Злой блеск исчез из его глаз.
«Это все – поза! Он на самом деле так не думает и не чувствует»!
Она отбросила эти мысли. Какой в них прок сейчас? Она уезжает, никогда больше не увидит Вито Фарнесте и навсегда избавится от его насмешек и унизительных слов, от его сексуальности...
Но сначала она изольет на него гнев, презрение и отвращение. Рейчел прерывисто вздохнула, но не успела заговорить – Вито ее опередил:
– Так ты ничего не замышляла? – Глаза Вито сделались черными от охватившего его бешенства. – Ты осмеливаешься сказать мне, что ничего не планировала? Ты лгала мне с самого начала. Ты знала, кто я! Dio mio [8] , меня представили тебе на этой вечеринке, назвав мое имя, а ты и глазом не моргнула! Но свое настоящее имя ты от меня скрыла. Разве не так? Ты солгала мне, назвав свою вымышленную фамилию – Вейл!
Рейчел уставилась на него.
– Это... это моя фамилия.
Он усмехнулся.
– Ты – незаконнорожденная! Твоя фамилия такая же, как у твоей матери! Незамужней матери!
У Рейчел одеревенело лицо.
– Она дала мне фамилию отца. Это все, что она могла сделать. Она не могла записать его как моего отца – он на это не согласился бы. Он рассмеялся ей в лицо, когда она сказала ему, что беременна. Она ничего от него не получила: ни кольца, ни содержания. Ничего. Но дала мне его фамилию. Если ты заметил, то эта фамилия значится на нашем брачном свидетельстве...
Но он и слушать не пожелал никаких объяснений.
– Ты и не думала сказать, кто же твоя мать! Молчала целые две недели! А мы проводили вместе каждый день! Каждый день! Ты ни разу не упомянула свою мать! Мать, которой ты заранее сообщила, когда появиться, чтобы застать свою любимую дочку в постели с сыном своего содержателя! Ты надеялась, что мой отец прикрикнет на меня и заставит на тебе жениться!
Его глаза осуждали и обдавали холодом. Она должна закричать на него, показать ему, как она возмущена. Рейчел услышала свой громкий голос:
– Это не так! Это ты... ты манипулировал мною! Ты знал, кто я, и умышленно меня соблазнил! Только чтобы ранить мою мать! И тогда ты бросил мне в лицо те же гнусные слова, какие говоришь сейчас! Я ненавидела тебя в ту минуту... и ненавижу сейчас. Господи! Я буду ненавидеть тебя до самой смерти за то, как ты поступил со мной!
– Скажи мне одну вещь, – вдруг произнес он совершенно безразличным тоном. – Если ты возненавидела меня, то почему донимала еще три месяца? Нагрянула в мой лондонский офис, потом пыталась связаться со мной по телефону... Тебе хотелось близости со мной, ты хотела получить от меня то, что тебе так понравилось! – Он смотрел на нее холодно и равнодушно. – Как же это вписывается в твою версию о маленькой невинной мисс? что надеть. Настроение было скверное. Неужели ему не все равно, хочет его в постели Рейчел или нет? Когда-то он назвал ее своей красивой девочкой, своей bella ragazza, сжимал в объятиях, и ее тело трепетало в его руках. Он целовал ее страстно и нежно, как никогда прежде не целовал ни одну женщину. Потому что Рейчел Вейл не была похожа на других его знакомых. И он понял это с первого взгляда.
Что в ней было особенного? Почему тихая английская девочка привлекла его внимание? Он так никогда и не смог точно определить, почему это произошло. По ее виду сразу было ясно – она непорочная девочка.
Он провел с ней две недели – четырнадцать ни с чем не сравнимых, посвященных исключительно ей дней, – и убедился в ее уникальности.
Ее интересовали история, искусство, литература, иностранные языки, политика, экономика... Но при этом она не была похожа на «синий чулок». Она искренне радовалась, когда бросала монетку в фонтан Треви. Она перепробовала все сорта мороженого и с удовольствием каталась по аллеям садов Боргезе в педальном фаэтоне.