– Плохи наши дела, полковник. Эти ребята не отстанут, пока не выполнят задание. Но какого черта?! Мы же не собирались ни с кем воевать или выяснять отношения!
– Теперь придется, – пробормотал Ираклий, начиная вдруг раскачиваться, будто у него заболел зуб. – Так хотелось пожить нормальной жизнью, без тревог и волнений, так хорошо все начиналось, ах вы собаки бешеные, секретчики поганые, киллеры вонючие, властители безмозглые, что же вы заставляете мирных людей прятаться… – Так же внезапно он прервал себя, перестал раскачиваться и, посмотрев на озабоченно разглядывающего его Корнеева, усмехнулся. – Что, майор, думаешь, свихнулся командир? Видит бог, не хотел я драки и крови, но лучше бы меня не трогали!
– Что будем делать? – успокоился Сергей.
– Есть только два пути: бегство и сопротивление. Оба бесперспективны. Выбирай любой.
– Бегать я как-то не привык.
– Я тоже. Итак, выбираем второе?
– Умирать – так с музыкой. Хоть поживем без страха и упрека да пару десятков сволочей прихватим с собой на тот свет. Хорошо, что я не женился, горевать по мне будет некому.
«Лучше бы было кому», – подумал Ираклий, но вслух сказал:
– Есть предложение: пока нас пасут здесь, быстренько захватить их транспорт, – по-моему, километрах в шести отсюда их ждет вертолет, – и мотануться в Бийск.
– Хорошо бы захватить их аппаратуру. Он сказал – они готовы нас зомбировать.
– Да, «глушак» бы нам не помешал, но дождемся другого раза. Итак, в Бийске разделимся. Ты пойдешь в Дягилевский монастырь к протодиакону Димитрию, расскажешь о наших проблемах и согласишься на предложение возглавить службу церковной безопасности.
– Если они не передумают, узнав, что за мной тянется «хвост» Легиона.
– Не передумают и защитят, если что.
– А ты?
– А я подниму родственные связи. Ты же знаешь, во мне течет и грузинская и тюркская кровь, а это кровь горячая и древняя. Воевать мы будем на своей территории, а дома и стены помогают.
Корнеев по привычке достал флягу, отвинтил колпачок, глотнул воды и подставил ладонь под удар ладони Ираклия.
– Повоюем, командир. Что с ним будем делать?
– А ничего, оклемается – сам доберется до своих.
Через час они отыскали вертолет – новейший «Ка-60» с опознавательными знаками МЧС – Министерства чрезвычайных ситуаций – на галечном берегу Чулышмана, обезоружили и связали охранника, никак не ожидавшего появления «дичи» вблизи вертолета и загоравшего на травке над обрывом в одних штанах, связали также пилота и, оставив обоих у реки, стартовали на запад, к Бийску. Лететь им предстояло всего ничего – чуть более пятидесяти километров.
Свет торшера не доставал до стен комнаты, и она была погружена в уютную полутьму. Тихо и размеренно качался маятник старинных настенных часов в футляре из темного дерева. Чтобы они не будили детей по ночам, механизм боя Панкрат вынужден был остановить в первую же ночь, как только они поселились в этом доме на берегу Селигера. Дом принадлежал бабе Ольге, родной бабушке Панкрата по материнской линии, которая без долгих разговоров переехала жить к внучке в трехкомнатную квартиру в центре Осташкова, когда пришлось решать проблему поселения новой семьи: Панкрат приехал не один – с Лидой, сестрой Крутова, и ее двумя детьми, пятилетним Антоном и семилетней Настей.
Адаптировались они на удивление быстро. Лида устроилась на работу в горздравотделе, Панкрат же на базе бывшего спортзала СКА организовал Школу выживания для бизнесменов, где начал обучать их приемам защиты от рэкетиров и бандитов, основам анализа целевых рисков, методам объединения и быстрой связи, а также взял на себя еще и обязанности тренера по рукопашному бою для охранников офисов и тех молодых предпринимателей, кто сам хотел научиться драться. Кроме того, раз в неделю Воробьев учил своих подопечных стрельбе из разного рода оружия в местном тире.
За месяц поступило столько заявок на обучение в Школе – чего Панкрат совершенно не ожидал для такого маленького городка, как Осташков, – что можно было подумать и о расширении дела, но помощников, которым он мог бы доверять, у Панкрата пока не было, и приходилось крутиться самому практически без отдыха. Идея вызвать Родиона Кокушкина, бывшего «мстителя», из его родного Богородицка под Тулой, еще только вызревала. Лишь по воскресеньям удавалось провести вечер в семейном кругу, повозиться с детьми, покататься на лодке, да и то не каждую неделю.
Зарабатывать Панкрат стал неплохо, предприниматели и бизнесмены, желающие работать честно и никого не бояться, платили главному организатору-»сэнсэю» и тренеру Школы не скупясь, поэтому Лиде можно было бы и не работать, но сидеть без дела она не любила, и как только подвернулось место – ушла в здравотдел городской администрации, благо удалось устроить Антона в детсад, а Настю в гимназию. Ухаживать за детьми согласились все родственники Воробьева, за что он был им благодарен. Никто не спросил, чьи это дети и где он отыскал жену-разведенку. Зато теперь не надо было тревожиться за тылы: где бы родители ни находились, дети были присмотрены и накормлены. Сам же Панкрат был с детства приучен к труду во имя дома и семьи и сейчас как бы возвращался к истокам родительского мироощущения. Воином и «мстителем» его сделали обстоятельства.
В принципе, именно в надежде на такую помощь Панкрат и привез Лиду с детьми к себе на родину, в старинный Осташков, начавший именоваться городом лишь по указу Екатерины II с тысяча семьсот семидесятого года. Правда, настоящим городом, хотя и небольшим по российским меркам, он стал только в пятидесятых годах двадцатого века, когда в нем начали строиться трех-, четырех– и пятиэтажные дома. И все же планировка города, несмотря на все реконструкции и стройки, сохранилась еще со времен Екатерины. Это о нем писал в прошлом веке В. А.Слепцов в журнале «Современник»: «Осташков действительно один из замечательнейших русских городов, даже единственный в своем роде…» И Панкрат вполне был солидарен с писателем, прожив в Осташкове лучшие свои годы.
Осташи испокон веков ловили рыбу в Селигере, занимались кузнечным ремеслом, выделывали кожи, валили и продавали лес. Осташковская кожа поставлялась в Петербург и Москву, другие города России, ценилась за границей, да и ныне местный кожевенный завод не потерял своего значения. Но неповторимый облик городу все же придали не промышленные предприятия, которых, к слову сказать, было совсем мало, а памятники архитектуры семнадцатого-восемнадцатого веков, которых здесь насчитывалось около полусотни. На острове же Столбный, расположенном в пяти километрах от осташковской пристани, посреди озера Селигер, находится знаменитый мужской монастырь Нилова пустынь, которому исполнилось уже более трехсот лет и который потихоньку реставрировался и перестраивался, превращаясь в музей общероссийского значения. Мальчишкой Панкрат с друзьями не раз добирался до острова на лодке и лазил по кельям и подземным казематам монастыря, играя в благородных разбойников, рыцарей и монахов…