Пение, однако, поначалу не заладилось. Возможно, потому, что женщины давно не пели вместе. Но бабки тут же как-то перестроились, подогнали свои голоса под молодых, распелись, и для Крутова, никогда раньше не участвовавшего в обряде кресения, произошло маленькое чудо. Впервые за все свои сорок лет он услышал, как поют не на два, не на три – а на пятнадцать голосов!
Слова песни были совсем простые, обыденные, неброские: «Вокруг нашего двора каменна гора, железна стена, огненна река, широка и глубока… Мати Богородица, не смотри свысока, укрой и огради-ка…» – но Крутова внезапно продрала дрожь и сердце дало сбой.
Затем произошло второе чудо. Голоса певиц начали сливаться, как бы растворяться в общей мелодии, лишь голос Елизаветы несколько дисгармонировал на фоне их общего звучания, пока не вошел в мелодию и он, словно впрыгнул внутрь совмещенных голосов и слился с ними. И тут же произошел переход пения в иное качество, общее звучание-голос-песня разлилось вокруг костра объемным прозрачным колоколом. Мало того, звуки пения странным образом совместились с пляшущими языками пламени костра и образовали некое светомузыкальное самостоятельно поющее пространство.
Крутова начала трясти мелкая дрожь, в глазах все поплыло, будто они наполнились слезами. Очертания изб, деревьев, людей начали искажаться, лица женщин изменились, стали прозрачными, необычно красивыми, притягивающими взор. Тьма вокруг огненного кольца, внутри которого водили хоровод и пели женщины, стала кромешной, перестали быть видны не только деревья, но и небо со звездами. Какие-то важные воспоминания всплыли из памяти, пугающе непривычные и как бы не свои, хотя Егор осознавал, что это – воспоминания его прошлых жизней, и он вдруг заметил, что боится смотреть на певиц и в особенности на Лизу, лицо которой налилось изнутри мягким нежным розовым свечением. И еще одну важную особенность происходящего понял Егор: духовное пение – не только сопровождение обряда, но и воздействие! Один из древних магических инструментов, используемых предками.
Песня закончилась, но тут же началась другая, затем третья, эффект воздействия на слушателей не прекращался, и длилась вся эта фантасмагория – костры продолжали гореть как ни в чем не бывало! – больше двух часов (как выяснилось потом), хотя Крутов совершенно не ощущал течения времени. Затем ему показали третье чудо, от которого у него занялся дух, и он едва сдержал себя, чтобы не броситься Лизе на помощь.
Баба Евдокия внезапно повернула Елизавету лицом к костру и… прошла вместе с ней через пламя! В тот же миг из костра вымахнула в небо гигантская черная тень, пение оборвалось, огненное кольцо вокруг хоровода погасло, а Крутов испытал нечто вроде удара током, после чего его состояние стало возвращаться к исходному: предметы вокруг перестали искажаться, плыть, вернулись звезды, темнота расступилась, послышались птичьи голоса, шум леса…
Женский хоровод распался, раздался смех, восклицания, веселый говорок. Баба Евдокия вышла из круга сгрудившихся вокруг Елизаветы женщин, кивнула Крутову:
– Забирай свою берегиню, воин, да не обижай. Очистилась она.
– Я-то не обижу… – пробормотал Егор.
– Приголубь ее, все образуется.
Евдокия кивнула, позвала Степаниду, и старухи направились к лесу. За ними потянулись бабки и молодицы, у костра остались только совсем юные девушки и Елизавета.
Крутов растерянно оглянулся, но Георгия рядом не оказалось. Так и осталось непонятным, зачем он сюда приходил, то ли просто посмотреть на обряд, то ли охранял хутор со своими «телохранителями»-волками.
Елизавета наконец перестала разговаривать с молодыми участницами обряда кресения и оглянулась на переминавшегося с ноги на ногу Егора. Несколько мгновений они смотрели друг на друга как сквозь толстую прозрачную стену, и Крутов вдруг подумал, что, если жена отвернется, он умрет!
Но она не отвернулась. Лишь слабая грустная улыбка понимания мелькнула в ее глазах, а потом Лиза шагнула к нему, и Егор бросился к ней, опустился на колени и прижался запылавшим лицом к ее ногам…
Эта ночь показалась ему самым тяжким испытанием в жизни. Лиза находилась рядом, вела себе естественно и просто, но между ними незримо присутствовала Мария, и Егору долгое время не удавалось избавиться от наваждения, пока он не догадался снять с шеи жены оберег-талисман и унести его из спальни в машину. Только после этого словно лопнула невидимая пленка, сжимавшая сердце Лизы, внутри нее заиграла тихая «живая» музыка, она вдруг сама обняла Егора, заплакала, он принялся было ее утешать, гладить по волосам, по спине, но жена прижалась к нему крепче, и оба не заметили, как остались без одежды.
Это была ночь любви и бессвязных разговоров: будто прорвало плотину чувств и хлынувшая волна накрыла обоих с головой. Они обнимались, целовались, гладили друг друга, как бы узнавая заново, и любили до изнеможения, и не могли насытиться, сгорая в удивительном огне растворения в желании, потом взахлеб говорили обо всем, что приходило в голову: Лиза больше спрашивала, Егор отвечал, – и снова падали в кровать, как в пропасть, чтобы очнуться на ее дне и одновременно – на вершине блаженства и счастья, и хотелось, чтобы эти переживания длились вечно…
Лиза уснула на рассвете, с легкой виноватой улыбкой на губах, прильнув к плечу Егора. Он тоже провалился в сон, легкий и светлый, но ненадолго. Сторож организма, бдительный и недоверчивый, как и все профессиональные сторожа, разбудил его в пять часов утра. Кто-то бродил вокруг избы, бесшумный и бесплотный, как тень, но ощутимо опасный, и Егор, проснувшись, перевел себя в состояние живы и увидел сильную гибкую фигуру гостя, прятавшегося в саду. Стараясь не разбудить жену, встал, оделся в тренировочный костюм и выскользнул из дома через окно, привычно «натягивая» на себя состояние «железной рубашки». Однако приготовления к адекватному ответу не понадобились, гостем оказался Георгий, одетый на этот раз в «цивильный», гражданский костюм, превративший его в клерка или бизнесмена: темно-серый пиджак, брюки, голубая рубашка, галстук в полоску.
– Тебе чего не спится? – буркнул Егор, ежась от утреннего холодка.
Из-за леса на востоке показался краешек солнца, лучи его высветили фигуру Георгия, и Крутову на мгновение показалось, что тело Витязя оделось в слой огня.
– Кое-что изменилось, – невозмутимо ответил гость. – Господин Данильянц завтра собирается в Москву, поэтому надо перехватить его сегодня. Собирайся, и поедем.
– Вдвоем?
– А тебе нужен взвод? И без того это перебор – двое Витязей на одного мафиози. Есть такой старый анекдот об Илье Муромце. Приходят к нему ходоки и жалуются, что татары податями обложили – житья нет. Приезжает Илья к татарам и говорит: «Эй, косоглазые, давай сотню своих воинов, биться будем. Ежели я одолею – податей больше брать не будете». Заехала сотня татар за холм – крики, звон мечей, стоны… Выезжает Илья на бугор: «Давай еще сотню». Помчалась вторая сотня, снова удары, звон мечей, крики, вылезает татарин на холм, весь помятый, раненый, и кричит: «Братва, не ходи сюда! Их тут двое!»