Первые недели беременности были утомительными и часто безрадостными. Постоянная пытка токсикозом усугублялась тем, что Лили не могла поделиться с кем‑то переживаниями, услышать слова сочувствия. Но в такие моменты, как этот, все происходящее внутри ее тела казалось ей чудом, а любая цена за счастье иметь ребенка — недостаточной.
— Лили?
Она повернулась, и Тристан, стоявший рядом со священником, увидел, как тает счастливая улыбка на ее губах. Взгляд, который светился, пока Лили смотрела на девочку, погас.
— Если ты готова, давай сделаем то, зачем пришли.
— А зачем мы пришли? — нахмурилась она.
Покосившись на священника, Тристан нацепил на лицо широкую глянцевую улыбку. Он надеялся, что невеста уловит молчаливое предупреждение.
— Чтобы пожениться, разумеется, querida [2] .
— Прямо сейчас? — Глаза Лили расширились, кровь отлила от щек.
Жених торопливо извинился перед отцом Анхелико, подхватил ее под локоть и увел в сторону, пока ее поведение не заставило священника усомниться в том, стоит ли благословлять странный союз. Тристану пришлось сделать существенное пожертвование на нужды церкви, прежде чем святой отец согласился тайно поженить наследника одной из самых древних, богатых и влиятельных семей Испании с англичанкой неизвестного происхождения и не католического вероисповедания.
— Да, сейчас, — сказал он, стараясь не повышать голос. — Или ты передумала?
Глаза Лили приобрели стальной оттенок английского неба перед грозой, но что туманило их — злость или обида, Тристан определить не смог.
— Нет, конечно. Просто я думала… я хотела…
— Что? Платье от‑кутюр и дюжину маленьких подружек невесты с цветочными корзинками?
— В твоих устах это звучит так пошло. — Лили с грустной улыбкой опустила глаза. — Я знала, что свадьба будет скромной, но думала, что мы сможем пригласить кого‑то из твоих родственников и Скарлет с Томом…
Тристан едва не рассмеялся, представив, как Хуан Карлос и Аллегра сидят в церкви и спокойно наблюдают бракосочетание сына с английским ничтожеством, но взял себя в руки.
— Отец Анхелико считает нас парочкой сумасшедших влюбленных, которым не терпится стать мужем и женой. Если ты действительно хочешь, чтобы он нас поженил, постарайся изобразить энтузиазм. — Тристан перешел на едва слышный шепот. — Таким и будет наш брак, Лили. Никаких романтических жестов или эпических чувств. Если ты не уверена, что для тебя это приемлемо, у тебя есть последняя возможность уйти.
Она молчала, не отрывая от него предгрозовых глаз, выражение которых Тристан по‑прежнему затруднялся истолковать.
Потом сделала шаг назад. И еще один. И еще.
Некоторое время Тристан не мог думать ни о чем, кроме того, как Лили красива в тусклом сиянии свечей, как уместна ее окруженная бледно‑золотистым нимбом красота в огромном, наполненном ароматом благовоний пространстве церкви.
Вдруг он осознал, что она делает.
Лили уходит от него.
Челюсть заныла — так крепко Тристан сжимал зубы, чтобы не окликнуть ее. Он отвернулся и уставился яростным взглядом на алтарь, ожидая звука закрывающейся за Лили двери. Это было бы знаком, что он свободен от обязательств и может вернуться к привычному образу жизни, случайным любовницам и вечеринкам, одиночеству, которым он так дорожил.
Но дорожил ли?
Знака все не было. Двигаясь как на шарнирах, Тристан повернулся посмотреть, что случилось. В глубоких тенях под сводами его невеста разговаривала со служительницей, указывая на девочку. Малышка прервала игру и следила за ходом переговоров, поглядывая на Лили с застенчивым благоговением. Ее мать улыбнулась, кивнула. Лили опустилась перед девочкой на колени, пригладила растрепанные прядки ее волос, собрала цветы в аккуратный букетик и показала, как правильно держать. Славное маленькое личико засияло от гордости, когда девушка выпрямилась и взяла ребенка за руку. Служительница протянула ей бордовую розу на длинном стебле.
На Тристана снизошло озарение. Лили не уходила от него. Она просто делала все по‑своему, с присущей ей упрямой, настойчивой доброжелательностью, которая попеременно то бесила его, то заставляла чувствовать себя виноватым.
Напряжение отпустило, Тристан с удивлением заметил, что руки у него слегка дрожат. Вовсе не от облегчения, строго сказал он сам себе. Возвышенные чувства — не для него. Он радовался, что его мужская гордость не пострадала. Ни одна женщина еще не бросала Тристана Ромеро, ощущение, что это могло бы сейчас случиться в первый раз, оказалось незнакомым и неприятным.
Священник откашлялся, намекая, что желал бы поскорее начать обряд. Лили встала рядом с Тристаном — так близко, что он разглядел зрачки ее серебристо‑серых глаз, уловил молочно‑медовый аромат кожи. Отец Анхелико заговорил о святости супружеских уз, но перед внутренним взором Тристана калейдоскопом проходили картины, совершенно неподходящие для церкви. Лили в поле перед замком Стовелл, подол платья бьется на ветру, открывая стройные золотистые ноги. Лили, обнаженная, в башне, сияние ее шелковой на ощупь кожи в лунных лучах…
Из этой башни начался их путь сюда.
— Сеньор Ромеро?
Очнувшись от размышлений, он понял, что все выжидательно смотрят на него — старый священник, маленькая девочка, Лили.
— Простите.
Тристан взял Лили за руку. Бриллиантовое кольцо, которое он ей прислал, разбрасывало в полумрак радужные искры. Мужчине вдруг стало стыдно за то, что он выбрал для невесты такое показушное, холодное украшение. Кольцо словно бы олицетворяло самую суть брака, в который они собирались вступить. Интересно, понимала ли Лили, во что ввязывается?
Конечно нет. Как не понимала слова клятвы, которую отец Анхелико просил жениха и невесту повторить за ним по‑испански. Поколебавшись, Тристан перешел на английский:
— Я, Тристан Ромеро, беру тебя, Лили, в законные жены…
Робкая улыбка тронула ее губы цвета клубники.
Священник продолжал бубнить будничным тоном, словно читал финансовую сводку в газете. Горло Тристана сжалось, не желая выталкивать наружу обещания, которые он не собирался давать никому и никогда. Когда он все‑таки заговорил, голос прозвучал шершаво и ядовито:
— Обещаю хранить тебе верность в богатстве и бедности, здравии и болезни. Обещаю любить и почитать тебя до конца моих дней.
Ложь, все ложь. Надевая простенькое золотое колечко на тонкий палец Лили под пронзительными взглядами Иисуса Христа и его гипсовых святых с алтаря, Тристан на секунду задумался, какое наказание полагается ему за лживые клятвы. Он не сомневался, что будет наказан. Это было одним из непоколебимых убеждений, вынесенных из детства.