– Нет, – сказал Перри и засмеялся: ему было знакомо это насмешливое выражение лица. – В той комнате играет музыка. Пойдем танцевать.

– Прекрасная идея! – воскликнула Мэдлин. Перри взял ее под руку. – Знаешь, я начинаю скучать, если слишком долго нахожусь среди этих провинциалов.

– Вот это мне нравится. – Перри похлопал Мэдлин по руке, которая легла ему на локоть. – Покажи всем, чего ты стоишь.

– Ты слишком много знаешь, – тихо заметила Мэдлин.

– А ты, дорогая, слишком много скрываешь.

– Обещаю потом все рассказать, – сказала она, когда они вошли в круг танцующих.

– Я напомню тебе.

И он напомнил об обещании, когда они вернулись домой и остались одни. Мэдлин вздохнула, не зная, с чего начать. Потом решила, что разумнее всего начать с начала. Кое– какие подробности она опускала. Иногда голос дрожал, садился. Перри бледнел от гнева.

– Ублюдок, – вырвалось у него.

– Нет, – устало запротестовала Мэдлин. – Поверь, Перри, я все заслужила. – Она глубоко вздохнула и продолжала: – Ты не можешь себе представить, какой избалованной, какой вздорной и своенравной я была! Иногда доводила Доминика до умопомешательства, и в конце концов он сорвался. Я была невыносима. Если какая-то идея стукнет мне в голову, меня ничто не остановит. Я была опасна для себя самой, и для окружающих тоже. Я не обвиняю Доминика за тот вечер. – Мэдлин вздохнула. – Этого следовало ожидать. Я только хотела, чтобы он поставил меня на место, но как-то более деликатно, вот и все.

– Вздор, – возразил Перри. – Ты была молода и глупа, но это не давало ему права так жестоко оскорбить тебя.

Напрасно было ждать, что Перри поймет. Ведь он знает только сдержанную и рассудительную Мэдлин, думала она, уже лежа в постели. Даже некоторая напряженность на вечере у Лэсситеров удивила его, Перри к этому не привык. Упрямая и неукротимая Мэдлин была выше его понимания.

Она не рассказала ему о давлении, которое оказывали на нее и Доминика. Как только выяснилось, что они проявляют интерес друг к другу, обе семьи ухватились за это и повлекли их к венцу.

Они словно постоянно находились под наблюдением родных и друзей. Где бы они ни встречались, всегда находился кто-то еще, готовый поддержать, направить каждый их взгляд, каждый жест друг к другу. Автоматически предполагалось: раз они вместе, значит, любят друг друга. Следует признать, иногда Мэдлин и сама верила этому.

Через месяц после первого обеда вдвоем состоялась их помолвка. Вряд ли в Лэмберне нашелся хоть один человек, который не захотел так или иначе отметить это событие. Желающих было так много, что Мэдлин и Доминику никак не удавалось побыть наедине.

Может быть, если бы их оставили в покое и отношения развивались естественно, ничего бы и не случилось. От суеты вокруг них Мэдлин пришла в возбуждение, Доминик оставался спокойным. Казалось, Мэдлин забавляла его, ему нравилось потакать ее слабостям, любви к тайным свиданиям, встречам где-нибудь на берегу реки, чтобы побыть наедине. Нравилось дразнить, играть в невинные любовные игры – быстрые поцелуи, ласки. Однако ласки и поцелуи становились все более откровенными, и Доминик поспешил прекратить эти игры, оставив Мэдлин в еще большем нетерпении и растерянности. Так прошло несколько недель.

Она знала, что он хочет ее, – Мэдлин не была слишком наивна и умела читать желание в глазах мужчины. Самообладание Доминика приводило ее в бешенство, и она, оставаясь верной своей натуре, делала все, чтобы соблазнить его. Доминик, хотя и не поддавался соблазну, постепенно начал терять контроль над собой. В их отношениях появилась напряженность, которая все росла, и они уже больше ссорились, чем целовались. А когда Доминик уехал по делам в Бонн, у Мэдлин возникло подозрение, что он просто хочет отдохнуть от нее.

Вечером, в день его возвращения, вся семья собиралась посмотреть мюзикл в Вест-Энде. У Мэдлин появилась редкая возможность провести с Домиником целый вечер.

Доминик приехал одетый в простые джинсы и голубую рубашку. Он был готов провести этот вечер со своей невестой. Но его ждал сюрприз…

ГЛАВА ПЯТАЯ

– Что за черт, почему ты идешь открывать дверь почти раздетая!

Даже сейчас, спустя столько лет, Мэдлин вздрагивала, вспоминая раздраженный возглас Доминика. Он смотрел на нее, не веря своим глазам.

– Тебе не нравится? – На ней была только мужская спортивная рубашка, лучшая рубашка отца, и кружевные трусики. Мэдлин казалось, что она выглядит очень соблазнительно. Теперь, оглядываясь назад, Мэдлин содрогалась от отвращения к себе: как можно было вести себя так бесстыдно? Неудивительно, что Доминик набросился на нее.

– Иди оденься, – приказал он, не слишком любезно отодвигая ее в сторону, чтобы закрыть дверь.

Вместо этого Мэдлин обвила его шею руками.

– Ты даже не поцелуешь меня, мой любимый? – Она заглянула ему в глаза бездонными голубыми глазами, изо всех сил пытаясь соблазнить.

– Мэдлин…

– Все в порядке, – хрипло лепетала она. – Мы совершенно одни.

Она прервала его возражения поцелуем и стала жадно целовать его, горя страстным желанием, которое терзало ее все недели его отсутствия. Он сердито и неохотно ответил ей, из горла вырвался звук, похожий на рычание. Мэдлин прижалась к нему всем телом. Доминик крепко обнял ее, и она задрожала от возбуждения. Тут она впервые почувствовала настоящее физическое влечение к мужчине, вспыхнувшее как от удара молнии. Тело ослабело в его объятиях, желание было таким сильным, что она не видела ничего вокруг.

Не выпуская ее из объятий, Доминик стал подниматься по лестнице. Она прижалась к нему, не отрываясь от его губ. Его сердце стучало у ее груди, Мэдлин слышала его тяжелое дыхание, чувствовала прикосновение его рук.

Упиваясь тем, что добилась своего, она даже не заметила, что Доминик только ответил на ее поцелуй. Пока ее руки скользили по его плечам и спине и она наслаждалась трепетом мускулов под своими пальцами, Доминик готовил ей наказание.

Они оказались в ее комнате. Он сел на кровать, она свернулась в его объятиях. Вдруг он шлепнул ее – впервые в жизни она получила такой шлепок!

Не слушая криков оскорбленной Мэдлин, Доминик продолжал безжалостную экзекуцию, потом толкнул ее на кровать, встал и пошел к двери.

– Ты добивалась этого много лет, – сердито сказал он, обернувшись. – Ты безнравственная, невоспитанная дрянь, Мэдлин. – Его глаза сверкнули. – Я начинаю думать, не сошел ли я с ума, решив жениться на такой распущенной девчонке! Распущенной!

– Я не выйду за тебя замуж, даже если ты останешься последним мужчиной на земле! – закричала Мэдлин. Она стояла на коленях на покрывале, задыхаясь от обиды и унижения. Спутанные волосы упали на лицо, щеки горели. Глаза смотрели с ненавистью, наталкиваясь на презрительную усмешку Доминика. – Ты больше не прикоснешься ко мне, ты, животное! Я ненавижу тебя, Доминик Стентон, ненавижу!