Он снова закрыл глаза. Мэдлин видела, как разгладилась жесткая складка у рта, его губы вновь прильнули к ее губам. Мэдлин тоже закрыла глаза. Он знает, что делает, думала она, пряча руки у него на груди.

Ее голова уютно лежала на руке Доминика, не касаясь жесткого пола. Время шло, они были вдвоем в этом мире, все остальное куда-то ушло. Доминик ласкал ее грудь, одна нога скользнула между ее ног, внизу живота что-то томительно сжалось.

Время от времени они расцеплялись и молча смотрели в глаза друг другу. Слова были лишними. Доминик сказал, что знает, что делает. Это было не совращение, он только дарил ей нежность и ласку, как и раньше. Тогда они тоже чаще всего встречались здесь, у реки, иногда – в его квартире в здании банка. Скоро он остановится, он всегда владеет собой. Он вернет ее на землю, произнесет слова, которые говорил когда-то: «Мы должны остановиться, должны». Эта мысль не давала ей покоя. Мы должны остановиться…

Но он не остановился. Мэдлин не заметила, когда он перестал владеть собой, только почувствовала, как Доминик расстегнул ей молнию на джинсах.

– Доминик? – неуверенно прошептала она.

– Все хорошо, – заверил он. – Я только хочу коснуться тебя, Мэдлин. Мне нужно… – Он стянул с нее джинсы, рука скользнула между ног.

Словно молния пронзила ее, все ее существо затрепетало. Движения руки становились все настойчивее. Доминик не отрывал губ от ее рта, тело горело. Мэдлин вскрикнула, когда его пальцы проникли внутрь, она выгнулась, тело начало содрогаться, и она погрузилась в новый для себя мир, проваливаясь в пропасть и уже не владея собой.

В полузабытьи она выкрикивала его имя, пальцы впивались в его плечи. Доминик что-то шептал, движения его пальцев приносили сладкие мучения, он склонился над ней, наблюдая, как содрогается ее тело, в глазах светилось торжество.

Когда все кончилось, он прижал ее к себе, согревая и баюкая, как ребенка.

– Господи, – смогла наконец вымолвить Мэдлин. – Почему? – Она ничего не понимала, широко раскрытые глаза не отрываясь смотрели в потолок. Доминик отвернулся и локтем прикрыл глаза. Но Мэдлин снова увидела складку вокруг рта. Он презирал самого себя.

– Прости, – пробормотал он.

– «Прости»? – Мэдлин села. От всего пережитого кружилась голова, она была в смятении, не понимая, почему он так поступил. – Доминик, какая разница между тем, что ты делал, и тем, что называется «заниматься любовью»? – требовательным тоном спросила Мэдлин.

– Ты же осталась девственницей.

– Я… что?! – Ее охватил гнев. Потрясенная тем, что произошло, она спросила: – Значит, ты так вел себя, потому что думаешь, что я девственница?

Доминик отвел руку от лица, в глазах был немой вопрос.

Мэдлин поднялась и стала торопливо приводить себя в порядок. Она вся дрожала. Отчаяние, унижение, растерянность смешались в ней! Такого ей еще не приходилось испытывать.

– Раньше, когда я вовремя останавливался, тебе не нравилось, – объяснял Доминик. – Сегодня я решил не разочаровывать тебя.

– Значит, ты сделал это ради меня? – Мэдлин бросила на него яростный взгляд. – Так я тебе скажу, что я чувствую.

Она задыхалась в приступе бешенства, копившегося многие годы. – Я чувствую, что ты пользуешься мною. Используешь для собственного удовольствия. Я всегда это чувствовала, когда бывала с тобой!

– Мэдлин, я…

– А я хотела, чтобы меня любили. Просто любили. – Она отвернулась, слезы душили ее. – Я хотела быть любимой, так отчаянно, что ты не смог бы остановиться, как бы ни старался.

– Я и не хотел останавливаться, – резко возразил Доминик.

– Но старался. – Короткий смешок прозвучал как пощечина. Она нервно застегивала блузку. – Мэдлин, как всегда, пляшет под дудку Доминика, – издевалась она над собой. – Ты всегда хотел только погладить меня, чтобы возбудить во мне страсть, верно? – Обвиняя его, она не щадила и себя.

– Все было не так. – Доминик тяжело вздохнул и сел. – Все было совсем не так. Ты была очень молода, Мэдлин! Восемнадцать лет, черт возьми!

– А теперь? – возразила она. – Стала на четыре года старше и, значит, готова пройти следующий этап сексуального эксперимента?

– Не будь такой грубой, – проворчал Доминик и встал. – Мы оба получили удовольствие, ты ведь знаешь.

– Но не в равной степени! – закричала она. Слезы брызнули из глаз, в ней заговорила уязвленная гордость. – Я уверена, мы никогда не получали одинакового удовольствия. Ты делал со мной, что хотел, четыре года назад и пытаешься так же вести себя теперь!

Тогда он умело и расчетливо удерживал ее на краю пропасти. И если бы она оступилась, у него хватило бы наглости ужаснуться! Сегодня он вел себя так же: погрузил ее в безумный и прекрасный мир, а сейчас смотрит на нее холодно и устало.

Она не может этого выносить. Не надо было ей возвращаться. Было бы лучше не вспоминать об Англии, вычеркнуть Доминика Стентона из жизни, ведь вокруг было так много поклонников. А она прогнала всех прочь, втайне мечтая о Доме, о его нежных прикосновениях и поцелуях.

Господи, как она устала от себя и от него! – Я больше не хочу тебя видеть, – сказала она, застегивая куртку. – Ни здесь, ни в каком-либо другом месте. – Она насмешливо оглядела старый лодочный сарай. – Ты дурно поступил со мной, Доминик. Я перестала себя уважать, и виноват в этом ты. Впрочем, ты всегда унижал меня.

– А как, по-твоему, ты поступила со мной? – резко возразил он.

– Выставила тебя дураком. И знаешь что? Все четыре года я чувствовала себя виноватой. А сегодня впервые поняла, что ты все заслужил!

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

– Все приняли приглашение. – Нина сидела за элегантным секретером и разбирала ответы. – Даже Стентоны. – Она довольно улыбнулась.

– А что им оставалось делать, если ты так вокруг них увивалась? – фыркнул Эдвард Гилберн.

– Неправда, – запротестовала Нина. – Просто я решила, что лучше вручить приглашения лично. Люди должны знать, что приглашены все.

– Ты поступила правильно, – поддержала дочь Луиза.

– Ты видела Дома? – не удержалась Мэдлин, презирая себя за это. Но она же не видела его целую неделю, и ей остро не хватало его.

– Дом сказал, что будет рад присутствовать на моей свадьбе, – ответила Нина.

Мэдлин затаила дыхание. Может быть, Нина скажет, что Дом спрашивал о ней. Но Нина больше ничего не сказала. Мэдлин подошла к окну. Она была права, когда сказала Дому, что они не подходят друг другу. И не стоит чувствовать себя несчастной из-за него.

– Знаешь, Мэдди, старый майор Кортни умер в прошлом году, – вдруг сказал Гилберн.

– Не может быть! – Мэдлин испуганно посмотрела на отца. Майор Кортни был местным отшельником и, сколько помнила себя Мэдлин, жил в своем полуразрушенном доме. Дом и хозяин были неотделимы друг от друга. Несправедливо, что хозяина не стало. – А кто теперь там живет? – спросила Мэдлин.