— Кэти Партер слишком расцветила свою статью, — сухо заметила Эстер, складывая газету. — Надо будет поговорить с ней об этом в следующий раз, когда я побью ее в теннис.
— Чего недолго осталось ждать, — сказал Дэвид. — Как твоя нога?
— Почти что зажила. Сегодня я была у доктора Медоуза. — Эстер поморщилась. — Он объявил мне, что я здорова, прочел лекцию, как осторожно обращаться с садовыми механизмами, и сказал, что я еще легко отделалась.
Тэлли вздрогнула.
— Ты же могла задеть артерию. — Она поколебалась, потом спросила: — А от Патрика ничего не слышно?
— Нет. Да я и не жду ничего. — Эстер улыбнулась. — Спасибо за статью. Теперь кое-что для меня прояснилось.
— Что же это? — спросил Дэвид.
— Он среди них как рыба в воде, — объяснила она, показав снимок в газете. — А я привыкла к жизни в маленьком городишке.
— Разве это имеет значение?
— Я привязана к нашему месту. А Патрик, хоть он и купил дом в нашем замечательном Котсволде, на самом деле не принадлежит ему.
— А мне казалось, вы с ним так подходите друг другу, — грустно заметила Тэлли.
— Не совсем. Ну да ладно, не стоит расстраиваться. Никакой трагедии нет.
Так-то оно так, мрачно думала Эстер, когда Дэвид и Тэлли ушли. Только на самом деле трагедия есть, и заключается она в том, что Эстер вообще когда-то бросила взгляд на Патрика.
На следующее утро Эстер проснулась с мыслью о приглашении от Лидии. А что, если, подумалось ей, Лидия пригласит на ужин и Патрика и не скажет ему о том, что ждет и ее? Лидия вполне может так поступить. По мере того как день близился к вечеру, Эстер все больше убеждалась, что не вынесет встречи с Патриком. Но когда-то ей ведь придется столкнуться с ним. Только не таким образом. Ее бросало в дрожь, лишь только она представляла эту встречу — холодно вежливый Патрик и вечер, такой непохожий на тот, что они вместе провели в семье Баркли. В конце концов, она позвонила Лидии, сказала, что плохо себя почувствовала и, к огромному сожалению, не может прийти. Лидия совершенно очевидно расстроилась и заставила ее дать обещание, что позвонит, как только почувствует себя лучше.
После этого звонка время словно остановилось. Но наконец, после прохладного, дождливого дня, наступил вечер. Эстер подумала, что с таким же успехом можно страдать и лежа в постели. Она перенесла маленький телевизор в спальню, разделась и удобно устроилась в постели перед экраном. По телевизору шла какая-то сентиментальная картина. У Эстер просто сердце разрывалось от жалости, когда малыш плакал, потому что отец запрещал ему видеться с мамой. Буйными волнами накатывала трагическая музыка, и Эстер зашмыгала носом. Она пыталась убедить себя, что это всего лишь кино. Но ничего не помогало. Тем временем фильм уже подходил к концу, и все трое снова жили счастливо. Но Эстер окончательно расклеилась. Она протянула руку за стаканом с водой. И вдруг в ужасе вскочила с кровати. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался Патрик.
— В чем дело? — резко спросил он. — Я стучал в дверь, но ты не отзывалась, и я пошел к Дэвиду. Он дал мне ключ… — Он запнулся, уставившись на Эстер. — Что с тобой? Почему ты плачешь?
— Я не плачу, — буркнула она, натянув покрывало до подбородка. — А если я плачу, что с того? Тебя это не касается, — спохватилась она. — Не вижу никаких причин твоему появлению в моем доме.
— Я забеспокоился, когда ты не пришла к Лидии. Она сказала, что ты заболела. — Патрик приблизился к ее кровати и встал, сложив руки на груди. — Это правда? — Он прищурил глаза, наклонился и коснулся пальцем ее шеи.
Эстер сердито отвернулась, испытывая желание убить Патрика.
— Пожалуйста, уходи. — Раньше, воображая их встречу, она представляла себе, как появится перед ним во всей красе и повергнет его в замешательство. Вместо этого растрепанные волосы, красные от слез глаза, старенькая полосатая пижама.
Патрик отступил, сжав зубы.
— Кажется, у тебя температура, я, пожалуй, вызову врача.
— Даже не думай. Со мной все в порядке, — раздраженно заявила она.
— Но ты же сказала Лидии, что нездорова.
Она бросила на него гневный взгляд.
— Я соврала.
— Зачем? Чтобы не встретиться со мной?
— Именно.
— Что совсем не объясняет потоков слез.
К великому неудовольствию Эстер, он придвинул стул к кровати и уселся с видом человека, готового к долгому разговору.
На нем был безупречно сшитый светлый льняной костюм. Воротник белой рубашки был расстегнут. Его вид был настоящим испытанием для глаз Эстер. И ей мучительно хотелось, чтобы эта элегантная персона удалилась и оставила ее в покое.
— Будь добр, уходи, — попросила она его с достоинством.
— Да, сейчас, — решительно ответил он. — Только вот позвоню Дэвиду и скажу ему, что с тобой все в порядке, и ты не валяешься на полу в бессознательном состоянии.
— Я сама.
— Я обещал ему, что позвоню. — Он снял трубку с телефона, стоявшего у Эстер на столике.
Она стиснула зубы и поглубже залезла под одеяло, слушая, как Патрик убеждал Тэлли в том, что не о чем беспокоиться и он не уйдет, пока не убедится, что с Эстер все в порядке.
— Если уйду, — добавил он, проглядывая список имен, записанный на телефоне.
Эстер воззрилась на него.
— Что значит «если»? И чей номер ты сейчас набираешь?
— Твоего врача.
— Мне не нужен врач. Я уже была у него сегодня утром.
— Зачем? — резко спросил Патрик.
— Он смотрел мою ногу. У меня случилась небольшая неприятность — я порезалась электропилой.
— Я слышал. Сегодня вечером, от племянников. — В голосе Патрика звучали укоризненные нотки. — Никому и в голову не пришло уведомить меня об этом — я так и сказал Дэвиду. На прошлой неделе я позвонил тебе в магазин, но мне ответили, что ты в отпуске.
— Я гостила у мамы, — пробормотала Эстер и неловко пошевелилась в постели.
— Что с тобой, тебе плохо? — вскочив, забеспокоился он.
— Нет! — Эстер покраснела, точно школьница. — Просто мне надо в ванную.
Патрик протянул ей белый махровый халат, и в неловком молчании Эстер завернулась в него и покинула комнату с видом, исполненным достоинства. В ванной она умылась холодной водой и причесалась. Вернувшись в спальню, она обнаружила, что Патрик навел порядок: взбил подушки и аккуратно разложил их.
— Возвращаюсь к моему вопросу: почему ты не открыла дверь? — спросил он, когда Эстер поспешно скользнула обратно под одеяло.
— Я не слышала стука. Я смотрела очень грустный фильм, и звук был включен на полную громкость. В фильме звучала трагическая музыка. Поэтому я и плакала. Весьма душещипательная вещь. — Она холодно улыбнулась ему. — Уж не думаешь ли ты, что я плакала из-за тебя?