– У тебя усталый вид, – встретила ее мать, целуя в щеку. – Тяжело приходится, cariad? [3]
– Ногам тяжело, а все остальное достаточно просто. – Элери опустилась на стул в кухне, глядя, как мать взбивает соус в сковородке. – Беда в том, мама, что, хотя мне нравится иметь дело с клиентами, заказами и тому подобным…
– Ты скучаешь по своей работе в «Нортволде».
– Вот именно. – Элери улыбнулась. – Ты у меня очень умная, старушка.
– Ну, еще не совсем старушка, – возразила мать, с улыбкой взглянув на вошедшего мужа. – Ты вовремя, Марио, обед готов. Элери, прими ванну до еды, если хочешь.
– С удовольствием, ма. Мои ноги сейчас отвалятся. – Элери широко зевнула.
Марио Конти был элегантным смуглым мужчиной с густой седеющей копной светлых волос и голубыми глазами под тяжелыми веками. Он нежно поцеловал жену и повернулся к дочери:
– Ну, сага, [4] как прошел день?
– Как обычно. Вообще-то пришлось крутиться. Кстати, выручка вчера была приличная.
Марио Конти озабоченно нахмурился, вглядываясь в усталое лицо дочери.
– Меня интересует, как ты себя чувствуешь, а не выручка.
– Прекрасно, – сказала Элери, с трудом поднимаясь со стула. – И буду чувствовать себя еще лучше после того, как отмочу свои бедные ноги в горячей ванне! Нико, как я понимаю, на тренировке по футболу?
– Где ж ему еще быть? – сухо заметил Марио.
Элери рассмеялась и пошла наверх, отлично зная, что ее родители примутся обсуждать свою старшую дочь, как только за ней закроется дверь. В ванной, которую она делила с Нико, Элери со вздохом облегчения погрузилась в горячую, ароматную воду, благодаря судьбу за то, что мать относится с пониманием к ее желанию побыть одной. Она любила свою семью, но в отличие от Клаудии, которая была совершенно счастлива, живя и работая в кругу семьи, в достаточной мере унаследовала независимый дух матери, уроженки Уэльса. И временами испытывала потребность остаться наедине со своими мыслями. Она так тосковала по работе в «Нортволде», и особенно по Джеймсу, что иногда ей приходилось делать усилие над собой, чтобы скрыть свои переживания от родителей. Каждый раз при воспоминании о его унизительных подозрениях черные глаза Элери гневно вспыхивали. Может быть, она его и забудет. Со временем. Но простить – это совсем другое дело.
По крайней мере, ей повезло, что ванная на весь вечер в ее распоряжении, с усмешкой подумала она. Нико мечтал стать звездой футбола, а не ресторатором. Но независимо от того, удастся ли ему реализовать свои амбиции, он всегда сможет вернуться в надежную и безопасную гавань семейной траттории. Так же, как кафе будет неизменно ждать и ее.
Элери вздохнула и, выбравшись из ванны, натянула джинсы и толстый желтый свитер. Она высушила волосы, заправила непослушные пряди за уши и сунула ноющие ступни в мягкие туфли, которые купила прошлой весной в Венеции, когда гостила у деда, и мрачно уставилась на свое отражение в зеркале. Во многих отношениях Элери отличалась от остальных членов семьи. По настоянию Кэтрин ей единственной из всех детей досталось уэльское имя. Голубоглазая, белокурая Клаудия пошла в отца, тогда как Элери унаследовала от матери черные волосы и широко расставленные темные глаза. В семье любили шутить, что Элери похожа на итальянку даже больше, чем Нико, непокорная черная шевелюра которого и сверкающие голубые глаза не давали покоя его одноклассницам.
Элери убирала посуду после ужина, съеденного в одиночестве, когда раздался телефонный звонок.
– Сага, – услышала она голос отца, – Марко говорит, что в ресторан заходил мужчина, который искал тебя.
– А ты не знаешь кто, папа?
– Этот идиот, Марко, забыл спросить – у нас здесь сегодня настоящее столпотворение.
Заинтересованная, Элери положила трубку. Не может же Тоби настолько заблуждаться на ее счет, чтобы искать ее в траттории? Она была вынуждена рассказать родителям о причине своего ухода из «Нортволда», и женской половине семьи пришлось выдержать ожесточенную схватку с отцом, чтобы помешать ему ринуться в Лондон для объяснений с молодым человеком, который, с его точки зрения, не подходил его дочери даже для самых невинных отношений. Правда, когда дело касалось его дочерей, Марио не одобрял ни одного мужчину. К счастью, Клаудия вышла замуж за солидного, надежного молодого человека с перспективной работой в финансовой фирме. Но в глубине души Элери знала, что была любимицей отца – отчасти из-за того, что больше других спорила с ним и умела поставить на своем, но главным образом потому, что была точным подобием своей матери в юном возрасте. По той же причине он обращался с ней с большей строгостью, чем с другими детьми. Человеку надо было обладать поистине редкими качествами, чтобы Марио Конти счел его достойным своей девочки.
Впрочем, уныло подумала Элери, у отца сейчас не больше оснований беспокоиться по этому поводу, чем обычно. После памятной встречи с Тоби в Лондоне она не желала разговаривать с ним даже по телефону, и через несколько дней он сдался. Теперь она работала шесть дней в неделю, так что о выходных в Лондоне с Вики не могло быть и речи. Она усиленно делала вид, что всем довольна, но иногда буквально задыхалась, чувствуя себя как в клетке, и тосковала по Джеймсу Кинкейду куда больше, чем по Тоби. В тот день, когда Джеймс впервые появился в «Нортволде», Элери достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что она готова проработать с ним столько, сколько он того пожелает. Но за несколько коротких минут Тоби играючи положил конец ее пребыванию в фирме, круто изменив всю ее жизнь.
Следующий день в кафе выдался довольно напряженным. По субботам в город за покупками стекалась вся округа, и находилось немало желающих зайти к Конти, чтобы согреться в холодный январский день. В середине дня Элери улучила несколько минут и села передохнуть с чашечкой кофе в тесной комнатушке позади стойки, как вдруг одна из ее помощниц приоткрыла дверь.
– Извини, если помешала, но тебя спрашивает клиент.
– Что ему нужно, Луиза? – спросила Элери, вставая. – Недоволен едой?
– Нет, – усмехнулась девушка. – Он к ней еще не приступал. Джанни как раз делает ему сэндвич. Я подумала, может, ты сама захочешь обслужить его. Он за десятым столиком.
Столик был у окна в дальнем углу кафетерия, и за ним сидел, погрузившись в чтение газеты, Джеймс Кинкейд. Хотя сердце Элери отчаянно колотилось под темно-красным свитером, ее рука не дрогнула, когда она поставила перед ним тарелку с аппетитным сэндвичем. Джеймс моментально отложил газету и вскочил, улыбаясь так, что сердце Элери забилось еще сильнее.
– Элери… спасибо. Надеюсь, вы сможете уделить мне минуту. Может, присядете?
Она вежливо улыбнулась.
– Боюсь, что мне некогда. Но вы садитесь.