– Ты не можешь, – задыхаясь, лепетала она, пытаясь его оттолкнуть. – Ты серьезно считаешь, что имеешь право ворваться в мою жизнь спустя десять лет и попасть прямо ко мне в постель?!
– А кто говорит о постели? – отвечал он, раздраженный ее сопротивлением. – Что такого в нескольких поцелуях, Роуз Синклер?
– Не называй меня так! – огрызнулась она, пытаясь вырваться из его объятий, но он только крепче сжал их.
– Это твое имя. А я твой муж!
– Только на бумаге...
Но Джеймс прервал ее таким нежным поцелуем, что барьеры, которые Роуз так тщательно возводила десять лет, рухнули. Ее губы послушно приоткрылись навстречу губам Джеймса, его язык требовательно проник внутрь. Роуз часто задышала, когда он захватил одной рукой ее кисти, а другой обнажил ей грудь. Горячая волна затопила Роуз изнутри.
Джеймс отнес ее на софу и посмотрел в ее потемневшие от желания глаза.
– Хоть теперь признайся, что хочешь меня, – хрипло прошептал он, тяжело дыша. В его голосе звучало такое самодовольство, что это мигом вернуло Роуз с небес на землю.
Она с отвращением оттолкнула Джеймса и вскочила на ноги. Желание переросло в бешеную злобу.
– Так вот в чем дело! – в ярости бросила она. – Сеанс ускоренной терапии для больного мужского самолюбия! – Дрожащими руками она лихорадочно принялась приводить себя в порядок. Когда Джеймс попытался обнять ее, стремительным жестом указала ему на дверь.
– Роуз, – прерывающимся голосом проговорил он, пытаясь, поймать ее руку. – Пожалуйста, ты все не так поняла.
Она немного успокоилась.
– Сама виновата, – горько сказала Роуз. – Не надо было приглашать тебя сюда. – Она смахнула злые слезы. – Я, дура, решила, что мы спокойно поговорим, как взрослые люди. А ты воспринял мое приглашение как сигнал к действию. Я же просто хотела вспомнить старые добрые времена. – Конец фразы она произнесла на шотландском диалекте.
Джеймс отпустил ее и выпрямился.
– Я всего лишь мужчина, Роуз. И мне необходимо было знать, понимаешь ли ты это.
– Теперь знаешь, – слабым голосом ответила она. – Твой эксперимент удался. Надеюсь, твое больное самолюбие наконец удовлетворено.
Он улыбнулся знакомой, такой обворожительной улыбкой.
– Не то ты говоришь, Роуз. Но если я пообещаю не приближаться к тебе ближе, чем на метр, мы сможем поговорить и выпить кофе?
Роуз посмотрела на него, не зная, что ответить, потом глубоко вздохнула.
– Хорошо, – с наигранным спокойствием произнесла она, – поговорим. О разводе.
– А если я не хочу развода?
Роуз замерла, потом нервно провела рукой по растрепавшимся волосам.
– Не начинай снова, Джеймс. Хочешь ты развода или нет, сейчас уже неважно. Главное, его хочу я.
Спокойная улыбка Джеймса заставила Роуз стиснуть зубы.
– Не могла бы ты объяснить мне, дорогая, что заставило тебя ждать столько лет?
Хороший вопрос, думала Роуз, ворочаясь ночью в постели без сна. Не надо было пить на ночь кофе, ятем более что Джеймс наотрез отказался обсуждать детали развода и ушел, не поцеловав ее на ночь, но очень прозрачно намекнув, что даст о себе знать.
И что он имел в виду? – размышляла Роуз, вновь и вновь взбивая подушку. Сегодня вечером они должны были поставить жирную точку в своих отношениях.
Роуз провела воскресенье в одиночестве и напряженном ожидании, что Джеймс заявит о себе. Что значило «дам о себе знать», Роуз поняла только в понедельник после обеда. Служащий цветочного магазина принес ей огромный букет весенних цветов.
Записка, прилагающаяся к букету, гласила: «Спасибо за прекрасный вечер. Дж. С».
– Полагаю, Дж. С. – это и есть старый приятель из университета, – с озорным блеском в глазах заметила Бэл. – Неплохо, неплохо. Вы явно прекрасно провели время вдвоем.
Роуз, улыбаясь, кивнула и отнесла цветы наверх, в квартиру. Слава богу, остаток дня прошел в хлопотах, и она могла на время перестать думать о Джеймсе. Но вечером, когда Роуз проверяла новые поступления по каталогу, в квартире зазвонил телефон.
Опасаясь, что это снова неизвестный, она ждала, пока не услышала голос Джеймса, наговаривавшего сообщение на автоответчик. Только тогда Роуз взяла трубку.
– Как ты сегодня? – спросил Джеймс.
– Устала. В магазине было много работы. Знаешь, я потеряла номер твоего мобильного и не смогла поблагодарить тебя за цветы, – соврала она.
– Маленький знак внимания. Ты, конечно, понимаешь, почему не розы? Ах, да! Ты, наверное, и моего домашнего адреса не знаешь. Возьми ручку – я диктую. – Он продиктовал ей номер домашнего и мобильного телефонов, а также адрес в Лондоне. – Постарайся не потерять. Если что случится, звони мне прямо в банк.
– Не думаю, что воспользуюсь твоим предложением. Все будущие контакты будут осуществляться только через адвоката, – сухо заметила Роуз.
Джеймс рассмеялся.
– Ты это серьезно, Рози? Ну, тогда спокойной ночи.
Роуз была уверена, что в понедельник передаст Генри все полномочия для ведения бракоразводного процесса, но так и не смогла заставить себя сделать это.
Джеймс звонил каждый вечер под предлогом беспокойства об анонимных звонках, болтал о пустяках. И если в его планы входило держать Роуз в постоянном напряжении, то он полностью преуспел в этом. Она уже не могла сосредоточиться на чем-либо, если вечером не слышала долгожданный голос в трубке.
Однажды Роуз очень долго ждала звонка от Джеймса и, когда он наконец позвонил, была уже порядком раздражена.
– Я уже легла, Джеймс, – отрезала она.
– Сама виновата, если я тебя разбудил, – не надо было занимать телефон. Я только что вернулся домой. А кстати, с кем ты болтала?
– Погоди-ка, дай вспомнить. – Роуз мечтательно посмотрела в потолок. – Ага! С Марком Каммингсом, Генри Бересфордом, да, и с Энтони Гареттом.
На том конце провода повисла пауза.
– Даже не знаю, кто из них мне больше не нравится. Пожалуй, все-таки Бересфорд. Обсуждали развод?
Роуз растянулась на кровати, очень довольная его раздраженным тоном.
– Да-а.
Снова молчание.
– А Гаретт? Что он хотел?
– Вообще-то, меня. Он решил повторить свое предложение на следующей неделе.
– Напомни этому мерзавцу, что ты вольна делать, что хочешь, – свирепо бросил Джеймс. – А что понадобилось Каммингсу?
– Он звонил по поводу распродажи, которую я провожу завтра в его школе.
– Как будто ему нужно только это.
– Моя личная жизнь тебя больше не касается, Синклер.
Он снисходительно засмеялся, и Роуз скрипнула зубами от злости.