Работает в поте лица, чтобы иметь хлеб с маслом.
Между ними — пропасть.
— Вам налить что-нибудь? — спросил Маноло, вернув ее к действительности.
— Что-нибудь прохладное и без алкоголя.
Он наполнил стакан минеральной водой, надел на его край ломтик лимона, а себе налил красного вина.
— Скажите Сантосу, где вы покупаете шины, и он доставит сюда вашу машину.
Кроме обязанностей повара и телохранителя, у Сантоса, похоже, есть еще одна ответственная обязанность — сообщать хозяину малейшие подробности из жизни тех, кто живет, пусть даже временно, в его доме.
— Это не обязательно.
Маноло поднял крышку блюда, под которой оказалась ароматная паэлья и салат. Наполнив тарелку Арианы, он положил немного себе.
— Зря вы оставили машину у себя в доме. Ваш бывший муж может окончательно ее покалечить.
— Может, Роджер не имеет к этому отношения.
Кого она пытается обмануть? Кому, кроме Роджера, могло понадобиться совершать этот акт вандализма? Нет, это определенно дело его рук.
— Если он следит за вами, значит, он знает, что Тони уехал один. Интересно, как он объясняет то, что вы остались со мной?
Ариана посмотрела ему в глаза.
— Я осталась не с вами.
— Но ведь он этого не знает.
— Ваш эгоцентризм меня удивляет, — ответила Ариана спокойным тоном, чтобы скрыть раздражение от его неслыханной наглости;
— А меня удивляет ваша скрытность. Я лишь пытаюсь определить границы ревности вашего бывшего мужа, чтобы понять, насколько он опасен.
Ариана твердо посмотрела на него.
— Вы хотите, чтобы я уехала?
Маноло повел бровью.
— Я этого не говорил.
— Но, наверное, подразумевали. Ведь вы считаете, что я теперь представляю для вас опасность.
— Нисколько. Мой дом круглые сутки контролируется самым современным сигнализационным и видеооборудованием. Все, кто находятся под его крышей, — в полной безопасности.
— Неужели?
— Не ерничайте, вам это не идет.
Ариана положила вилку и отодвинула тарелку. У нее пропал аппетит.
— С вашего разрешения, пойду проведаю Кристину, — сказала она поднявшись.
— Сядьте.
Она посмотрела на него вопросительно.
— Малейший звук, исходящий из комнаты моей дочери, мы сразу услышим по монитору. — Он указал на освободившееся место. — Ешьте.
Кем он себя считает?
— Это что, приказ?
Маноло отложил вилку, откинулся на спинку стула и уставился на нее. Взгляд бархатных глаз, вопреки напряженному разговору, подействовал на нее успокаивающе.
— Всего лишь предложение.
Ариана продолжала стоять.
— В таком случае…
— Сядьте, прошу вас. Я хочу вам сказать, что улетаю в Мельбурн рано утром и вернусь поздно. Сантос может связаться со мной в любое время, если понадобится.
Ариана так и не села.
— Уверена, что с Кристиной все будет в порядке.
Конечно. Кристина — в хороших руках. С ней все будет в порядке. А вот с ним не все в порядке: он не помнил, когда его в последний раз так привлекала женщина, как привлекает Ариана Селестэ. Он давно уже не верил в любовь, о которой рассказывается в книжках со счастливым концом: они жили долго и счастливо и умерли в один день.
По монитору послышался негромкий плач Кристины, который постепенно усилился, превратившись наконец в истошный крик.
— Я пойду к ней. — Ариана даже улыбнулась, радуясь возможности закончить этот неприятный для нее разговор.
Маноло взял в руку бутылку с вином и некоторое время равнодушно созерцал темно-красную жидкость. Потом заткнул ее пробкой и встал. Ему еще надо было распечатать материалы к конференции и просмотреть свои записи.
— Вы закончили? — спросил Сантос, остановившись в проеме двери. — Вам звонила Валентина Вейкез и просила перезвонить.
Маноло мрачно усмехнулся. Три звонка за один день. Эта женщина ничего из себя не представляла, но имела ослиное упорство. Интересно, какой предлог она придумала на сей раз? Наверное, пригласит на очередную вечеринку, которую он, по ее мнению, не должен пропустить.
Маноло налил в чашку кофе из высокого кофейника и, решив выпить его у себя в кабинете, вышел из комнаты.
Было уже около полуночи, когда он закончил работать на компьютере и поднялся наверх. Прежде чем пойти к себе, он решил проведать Кристину.
Дверь детской была приоткрыта, и из комнаты лился мягкий свет. Некоторое время Маноло колебался, потом все-таки легонько толкнул дверь.
Кристина лежала на руках у Арианы, сладко посапывая во сне. Он наблюдал эту картину уже в течение пяти с половиной месяцев, с рождения дочери. Кристина засыпала на руках у многих нянь, профессионально подготовленных, с прекрасными рекомендациями, но ни одна из них не проявляла такого участия, такого неподдельного сочувствия к его оставшейся без мамы дочке, как эта женщина.
Ариана повернулась на звук открывающейся двери и, увидев Маноло, приложила палец к губам.
Кристина не шевелилась, ее дыхание было ровным и глубоким, и Ариана решила, что можно переложить ее в кроватку.
Она взглянула на Маноло. В мягком свете настенных ламп его мужская красота становилась ослепительной. Ее сердце забилось быстрее, она с трудом справлялась с дыханием.
Что с ней происходит? Ей не может нравиться этот высокомерный, самоуверенный красавец, помешанный на погоне за деньгами. Не может? Но почему тогда всякий раз, когда они находятся в одной комнате, ее сердце начинает бешено колотиться, а щеки горят, словно в огне?
Еще немного подождав и убедившись, что девочка окончательно заснула, она пробормотала «спокойной ночи» и почти выбежала из комнаты.
Почитав перед сном минут пятнадцать, Ариана выключила ночник и твердо решила заснуть.
Однако, переворачиваясь на другой бок в десятый раз, она уже не была так уверена, что это ей удастся.
Она думала о Роджере, о том, как же ее угораздило влюбиться в такого человека. Вскоре после свадьбы она поняла, что у него больное самолюбие, но то, что она связалась с сумасшедшим, совершенно непредсказуемым, невменяемым человеком, выяснилось слишком поздно.
Потом она подумала о Маноло дель Гардо. Зачем она осталась в его доме, в то время как каждая клеточка ее разума требовала от нее бежать отсюда как можно дальше и как можно быстрее?
Но как же Кристина? Перед ней возникло заплаканное маленькое личико. Разве можно было не сжалиться над сиротой, не согласиться побыть няней для этого маленького ребенка? Если бы Ариана ушла, бросила Кристину, она бы никогда себе этого не простила!