– И зачем нам дед с пистолетом? – зашипела я. – По какой причине Земфира до сих пор не отправилась к новым хозяевам? Ладно, я уже привыкла к Эльзе с ее котлетами, а от Руди и вовсе нет никакого напряга, она тише жабы Гертруды в аквариуме, но кенгуру и пенсионер нам определенно не нужны.
– Ты хочешь получить дом?
– Да.
– Тогда веди себя спокойно. Земфира уедет послезавтра.
– Но почему только послезавтра?
– Возникла маленькая нестыковка в планах. Но ее заберут, не переживай.
– А идиот с оружием?
– Фу, Лампудель! – укорил меня Кирик. – Разве так можно! Степаныч – звено в цепи обмена. Его родственники дают кляссер советских лет.
– Что еще такое? – только и сумела спросить я.
– Не знаешь, что такое кляссер? – удивился подросток. – Альбомчик, где хранят марки.
– Не о том речь, – перебила я Кирюшу. – При чем тут марки?
– За Земфиру я получаю ковер семнадцатого века и меняю его на собаку породы горный альтшуллер – уникальный экземпляр, единственный в России, а в Европе их всего десять штук. Пса отдаю за собрание постеров, которые надо дополнить марками Московской Олимпиады, и тогда…
У меня закружилась голова.
– Раньше у тебя была другая цель, ты что-то говорил про кинжал. Ладно, уточнений не требую, только скажи, зачем мы получили Степаныча?
Кирюша издал тихий стон.
– Ситуация постоянно меняется, но я ее контролирую. С кинжалом вышел облом, зато появился полковник в отставке, который живет вместе с семьей сына, у которого есть кляссер. На «Шило-мыло» выпало объявление: «Кто возьмет папу на неделю, отдам ценные марки».
– Но зачем Степаныча спихивать на семь дней к чужим? – недоумевала я.
– Он достал всех своих, – признался Кирюша, – они отдохнуть от него решили. А Степанычу сказали, что дома трубы прорвало и канализация лопнула. Вот его к хорошим друзьям сына и отправили, на несколько суток, пока аварию не устранят.
– Мило… – пробормотала я. – Похоже, родственники обожают дедулю. Можешь ему сказать, что в меня стрелять нельзя?
– Он на самом деле прикольный, – хихикнул Кирюшка. – Сам предложил с собаками и Земой погулять. Правда, я помог ему вниз стадо спустить. Слушай, ты же около дома?
– Ну да.
– Тогда транспортируй всех наверх. Сейчас позвоню Степанычу и расскажу про тебя.
– Ага, сделай одолжение, – в полном изнеможении ответила я. – А знаешь, я начинаю думать, что мне уже не очень домик хочется…
– Обратной дороги нет, – строго заявил Кирюшка и отсоединился.
Через минуту над двором понеслось зычное:
– Лампадель Андреевна!
– Здесь, – отозвалась я, высовываясь из подъезда.
– Спешу доложить: во вверенном мне коллективе происшествий не случилось, – заявил Степаныч, приближаясь строевым шагом. – Появилась тут одна малосимпатичная личность с намерением произвести вражеские действия в отношении собак, но проявленная мной бдительность и предупреждение о возможном применении оружия обратили неприятеля в бегство. Победа одержана по всему фронту!
– А почему у животных на спинах цифры? – спросила я.
– Коим же образом опознать наличествующий состав? – изумился Степаныч. – Увидишь солдата – и приказываешь ему назвать фамилию, а тут ответа не дождаться, поэтому я применил метод клеймения трупа.
– Что? – одними губами спросила я.
– В армии разное случается, – вздохнул Степаныч, – гражданским лучше не знать. Я принял решение о принудительной нумерации. Эй, номер первый!
Муля тихо гавкнула.
– Удивительного ума солдат, – отметил Степаныч, – враз понял и отзывается. Не всякий человек такой сообразительностью обладает – на иного хоть оборись, приказ не исполнит. Ну, ать-два домой! Стройся по старшинству! Я первый поднимусь, а вы… э…
– Лампа, – подсказала я, – можно по-простому, без отчества.
– А вы, значит, Лампа, за нами, чеканя шаг, следуйте, – скомандовал Степаныч. – Эх, видали б вы, какая у меня красота на плацу была… Ну, чего молчите?
– Надо что-то говорить?
– Следует сказать: «Разрешите выполнять?» – пояснил Степаныч. – И я отдам приказ. Ну, давайте!
– Разрешите начинать?
– Выполнять, – терпеливо поправил полковник и глянул на Мулю, в нетерпении переминавшуюся у закрытой двери подъезда.
На секунду у меня возникло подозрение, что Степаныч считает Мулю сообразительнее меня, поэтому я бойко спросила:
– Разрешите исполнять?
– Выполнять!
– Да, простите. Так можно идти домой?
Пенсионер махнул рукой:
– М-да… Кажется, правильного обращения мне не дождаться. Номер первый!
Муля опять бойко тявкнула.
– Настоящий сержант, опора командира! – восхитился полковник. – Входим в дом в порядке очередности, без суеты и спешки. Запевай, ребята!
Муля завыла в голос, Феня, поколебавшись секунду, присоединилась к подруге.
– Эх, – топнул Степаныч, – а ну: «Когда бы девчонкам медали давали-и-и, то все бы девчонки героями стали-и-и. Ждут они ребя-а-ат…»
Дверь стукнула о косяк, я посмотрела на Зему и приказала:
– Теперь наша с тобой очередь. Смотри, не споткнись о ступеньку…
Не успели мы с кенгурихой втиснуться в узкий лифт, как в кабину с воплем: «Погодите, я с вами!» – влетел как всегда «тепленький» сосед по лестничной клетке Костя Якобинец.
И тут я выронила ключи. Пришлось присесть и искать связку на полу.
– П-привет, Л-лампа, – стал вдруг заикаться Костя.
– Здорово, – буркнула я, не поднимаясь с корточек.
На секунду воцарилась тишина, потом пьяница спросил:
– А че у тя с мордой?
– Лицо как лицо, – ответила я.
– Больно глазья большие, – не успокаивался Якобинец, – и нос, того самого, шибко коричневый. Много пудры натрусила.