Я поежилась. Интересно, какого размера достигнет эта псина, превратившись во взрослую особь?
– Так чего вам надо? – не успокаивалась хозяйка.
– Дима Ланской тут живет?
– Здесь, вон его комната.
– Можно я пройду к нему?
– Так Димки нет.
– Не знаете, когда он будет?
Тетка почесала поварешкой голову:
– Кто ж скажет?
– Он поздно возвращается?
– Димка в больнице, – зачастила соседка, – в наркологии. Он сначала пил, потом колоться начал. Во где страх божий! Не приведи господь увидеть! Был человек, а стал зверь. Мишка мой сперва его по-простому вылечить хотел. Морду набил и к батарее привязал. Воду, правда, пить давал. Первый день ничего еще было, Димка сам просил: вы меня не отвязывайте, перетерплю, переломаюсь и снова здоровым стану. Только ночью его так скрутило! Думали, помрет, пока «Скорая» явится! Теперь в больнице лежит.
– Адрес клиники не подскажете?
– Запросто, – ответила она, – запоминай.
Не кажется ли вам, что каждое помещение имеет свою энергетику? В иную квартиру придешь и сидишь как на иголках, не понимая, почему испытываешь дискомфорт. Вроде очень чисто, сделан ремонт, мебель красивая. А в другом доме и порядка нет, и диваны продраны, а душа радуется. Вот в больницу к Катюше я вхожу совершенно спокойно, хотя подруга работает в муниципальном заведении и никаких евроинтерьеров там нет.
Наркологическая же лечебница, несмотря на относительно уютный вестибюль, показалась мне мрачной дырой. Стены тут были нежно-бежевыми, на подоконниках росли незнакомые мне растения, но ощущение могильной плиты, упавшей на голову, не пропадало. Может, негативную ауру создавали люди, сидевшие в зальчике? Никто из них не улыбался, а одна тетка тихо всхлипывала, уткнувшись в платок. Больше всего «пейзаж» напоминал ритуальный зал крематория, а не холл больницы. В конце концов кое-кто вырывается от врачей здоровым и относительно счастливым, и в клиниках встречаются жизнерадостные люди.
Узнав в справочной, что Ланской лежит в триста пятой палате, я пошла по вытертому линолеуму в нужном направлении и, уже стуча в выкрашенную белой краской филенку, сообразила, что нужно было купить парню фруктов или соков. Неудобно заявляться к больному человеку с пустыми руками!
– Войдите, – раздалось изнутри.
Продолжая ругать себя за тупость, я шагнула в палату и постаралась не дышать. В комнате ужасно пахло. Шесть кроватей стояли почти впритык друг к другу, около четырех маячили железные ноги капельниц.
– Вы к кому? – прохрипело существо, лежащее у окна.
– К Ланскому, – быстро ответила я.
– Вон он, – вытянул вперед мосластую руку мужичонка. – Эй, Димон, очнись!
Сизое байковое одеяло, засунутое в застиранный, с огромной дырой посередине мешок, зашевелилось. Появилась почти лысая голова.
– Чего орешь? – прошептала она.
– Гости к тебе, – ответил мужичонка и отвернулся.
Дима уставился на меня запавшими глазами:
– Ты кто?
– Лампа, – машинально сказала я.
Ланской издал не то хрюканье, не то хмыканье.
– Забавно. Зачем явилась? Садись, не боись, заразы тут нет.
– Этта верно, – вновь ожил мужик-сосед, – спидоносы в другом отделении, у нас у всех анализ крови брали.
Я осторожно опустилась на край койки.
– Ну и че? – спросил Дима. – Кто прислал? Если Кирпич, можешь уходить. Денег нет и в ближайшее время не предвидится, а квартиру у меня не отнять. В коммуналке живу. На фиг Кирпичу убогая комнатушка? Он ее потом не продаст.
– Я пришла не от кредиторов.
Дима сразу заметно повеселел. Потом, совершенно не стесняясь меня, откинул одеяло, спустил ужасающе худые ноги на пол, нашарил тапки, влез в потерявший всякий вид, стираный-перестираный халат и предложил:
– Пошли покурим? Только там табаком пахнет.
Я с готовностью вскочила, все равно хуже вонять, чем здесь, нигде не будет.
Мы спустились по лестнице до площадки, на которой стояло железное ведро с окурками.
– Так че надо? – вновь спросил Ланской.
– Ты работал в еженедельнике «По городам и весям»?
– Ну.
– Да или нет?
– Есть сигареты? – вяло отреагировал Дима.
Я протянула ему пачку.
– Дерьмо, – констатировал парень, – такими не накуришься!
– Другие не употребляю.
– Сбегай купи! Тут рядом магазин есть.
– Сначала ответь на мой вопрос!
– Ага, был репортером, а потом беда случилась, заболел, меня вон выперли, никто не помог, – обиженно сказал Ланской, – давай хоть дерьмо покурю.
Я молча смотрела, как он дрожащими пальцами выуживает из пачки сигарету. Ну скажите, почему алкоголизм и наркомания считаются болезнями? Грипп, аппендицит, корь, инфаркт, рак – вот заболевания. Человек получает их внезапно, часто не совершая ничего плохого. Но если он сам хватается за бутылку и шприц, то есть лично принимает решение гробить собственное здоровье, с какой стати ему нужно сочувствовать? Может, я злая и бессердечная, но, на мой взгляд, в любви и поддержке нуждаются несчастные родственники любителей спиртного, «колес» и «шырялова». Вот уж кому не повезло, так это им.
– Какая разница, где я пахал? – спросил Дима, спокойно пряча мою пачку к себе в карман халата.
– В принципе, никакой. Эту статью ты писал?
Дима взял ксерокопию:
– Ну. – Да или нет?
– Подпись видишь? Дмитрий Ланской.
Господи, с ним разговаривать – словно товарный вагон руками толкать.
– Скажи, хорошая контора «Шар-тур»?
– А че интересуетесь, поехать куда собрались?
– Ну, в общем, да!
Дима поднял черные, словно лужицы дегтя, глаза. Сначала он внимательно ощупал взглядом мое лицо, потом фигуру, затем снова уставился на физиономию.
– Ну и как, я тебе понравилась? – не вытерпела я.