К сожалению, в нашей стране все не так. Стоит отъехать пару километров от столичной Кольцевой автодороги, как вы попадаете в глухие места, куда цивилизация еще и не заглядывала. Какие туалеты с прибамбасами! Да во многих деревеньках воды нет, несчастные бабы по сию пору ходят с ведрами к колодцам.
Опушково оказалось именно таким местом – без центрального водопровода и, похоже, газа. Штук десять покосившихся избенок, здание сельпо и несколько «новорусских» коттеджей, стоящих на небольшом удалении от нищего поселка.
Чуть не прикусив язык, я протряслась по колдобистой дороге и уткнулась в покосившиеся ворота, смело выкрашенные ярко-оранжевой краской. Калитки в них не было, пришлось распахнуть тяжелые створки и крикнуть:
– Эй, хозяйка, выгляньте наружу!
На крылечко вышла полная женщина в телогрейке.
– Тебе чего? – сухо спросила она.
– Приехала вот по вашему звонку, вы велели поторопиться, – заулыбалась я.
Женщина внимательно оглядела меня и констатировала:
– Ты не Курочкорябская!
– Правильно, она сама приехать не смогла, меня прислала.
Хозяйка хмуро насупилась. Я предполагала увидеть подобную реакцию и заранее подготовилась к разговору. Достала с заднего сиденья пакет:
– Вот Олечка гостинцев прислала: конфеты, колбасу, сыр, бутылку водки «Дамская»…
– На фига она мне? – скривилась хозяйка. – Я не пью вообще.
– Подарите кому-нибудь, – я продолжала цвести улыбкой.
Баба молча буравила меня взглядом.
– А ну постой тут, – велела она и исчезла.
Я осталась во дворе в обнимку с пакетом. Приходилось только удивляться странному поведению тетки. Обычно деревенские жители любят подарки и радуются, как дети, получая их. И ведь я купила самые подходящие для селян продукты: шоколад, сырокопченую колбасу, водку «Дамская». Такое в деревне берут лишь на Новый год, потому что пенсии и зарплаты у местных жителей невелики.
– Эй, – снова вышла на крыльцо хозяйка, – иди сюда. Скидавай ботинки-то! Воды не наносишься полы за каждым мыть.
Я покорно сняла коротенькие сапожки, прошла по разноцветным самодельным половикам до низкой двери и остановилась.
– Толкай, чего замерла, – поторопила меня хозяйка.
Я навалилась на створку и очутилась в небольшой комнатенке. Из мебели тут были громоздкий шкаф с зеркалом, две табуретки и кровать с никелированными спинками. Ложе накрыто цветастым одеялом, под которым виднелись очертания лежащего тела. Лицо больного человека заслоняла плотная фигура мужчины, сидевшего у изголовья спиной ко входу. Плечи парня обтягивал бордовый свитер. Что-то показалось мне знакомым, но я не успела сообразить, что именно. Мужик повернулся и ехидно произнес:
– Ну, Евлампия, добрый день! Как доехала? Быстро дорогу нашла?
От неожиданности я икнула и, плюхнувшись на жесткую, поцарапанную табуретку, пролепетала:
– Вовка! Ты как сюда попал?
Костин усмехнулся:
– Аналогичный вопрос я готов задать и тебе. Впрочем, прежде чем выслушать, скорей всего, заведомую ложь, удовлетворю любопытство госпожи Романовой: я приехал навестить Льва Яковлевича Глоткина.
– И где он? – окончательно растерялась я.
Вовка кивком указал на кровать:
– Вот, сейчас он заснул, плохой совсем. Я уже вызвал сюда всех: и врачей, и наших, да долго ехать, никак не доберутся. Впрочем, думаю, бедняге не помочь.
– Это Лев Яковлевич Глоткин? – переспросила я.
– Да, – спокойно ответил майор, – ты разве не знала?
– А кто же тогда в нашем доме живет? – вопросом на вопрос ответила я.
– Тоже Лев Яковлевич Глоткин, – сообщил приятель.
– Их двое?
– В общем, да! Впрочем, нет. Один Петр, другой Лев, они братья.
– Ничего не понимаю, – вырвалось у меня.
– Ты, радость души моей, – заерничал Вовка, – лучше расскажи, какие печали привели сюда ваше высочество.
Я стала лихорадочно соображать, что ответить на его вопрос, но тут майор поднял вверх указательный палец правой руки:
– Только не ври!
– Я всегда говорю правду!
– Уже врешь!
– Как ты со мной разговариваешь, – делано завозмущалась я, но тут со двора послышался шум, голоса людей, звяканье носилок…
Примерно через час мы ехали вместе с Костиным в сторону Москвы в моей машине. В Опушково приехали коллеги Володи: Антон Рыбкин и Иван Сопкин, но они зачем-то остались в избе.
В полном молчании мы добрались до работы Костина.
– Пошли, кисик! – рявкнул Вовка.
– Зачем? – Я решила посопротивляться, но Костин ухватил меня за талию и спокойно поволок ко входу.
– Не позорься, – велел он, поднимаясь по ступенькам, – топай самостоятельно, а то окружающие решат: преступницу тащу.
Не желая привлекать к своей особе внимание, я быстро двинулась за майором, очутилась в его кабинете, села на стул и тяжело вздохнула.
– Вот что, коллега, – прищурился Вовка, – давай обменяемся информацией.
– Начинай, – кивнула я.
Костин хихикнул:
– Ну, хитра! Ты первая!
– Может, монетку бросим?
– Лампа!
– А что? Я просто спросила, – быстро перешла я в оборону. – Разве нельзя? Есть предложение: давай говорить вместе.
– Хором?
– Ну нет! Будем останавливать друг друга!
Вовка хлопнул ладонью по столу:
– Изволь сидеть молча! Значит, так…
Я поудобней умостилась на стуле. Все-таки с мужчинами обращаться проще, чем с тостером. В приборе для поджаривания хлеба можно нажать не на ту клавишу, и спираль нагреваться не станет, а вот Вовке достаточно намекнуть на то, что разговор пойдет на равных, как он мигом раскочегарится, заткнет вас и начнет вещать без остановки.