– Ну, погоди, дрянь, я тебя из окна скину, уйду в армию вдовцом, точно тогда знать буду, что никто мою фамилию не позорит!
Ну а через некоторое время Клава выпала из окна во двор.
Бедный Эдик упорно твердил на следствии:
– Ничего не помню, может, мы и ругались спьяну. Клаву я не сталкивал. Она сама выпала, набралась водки, решила покурить, высунулась наружу и свалилась.
Может, Эдик и не врал, пьян он в тот день был до отключки, очнулся в камере предварительного заключения и принялся с тупой настойчивостью спрашивать у всех:
– Где я?
Но следователь имел на руках бумагу, «утопившую» Малину. Она содержала свидетельские показания Риты Семиной.
Сами понимаете, какой срок грозил Эдику, и он его должен был получить, отправиться на зону, но тут случилось невероятное. Рита Семина, рыдая, явилась к следователю и призналась во вранье. Никакой драки она не видела, выдумала все от начала и до конца, потому что была влюблена в Эдуарда Малину и решила отомстить ему за женитьбу на Клаве.
Дело стало разваливаться на глазах. Остальные участники гулянки были в тот день настолько пьяны, что ничего не могли рассказать о произошедшем, они путались, даже сообщая о количестве участников гульбища. Малина утверждал, что пригласил вместе с однокурсниками и своего приятеля детства, Мишу Попова, а студенты твердили, будто присутствовали только свои, институтские. Затем Эдик сообщил, что Мишу-то он звал, только парень проигнорировал приглашение, а его одногруппники вдруг изменили показания и заталдычили:
– Был такой, сосед его прежний, пришел в середине вечера.
Короче говоря, без поллитры не разобраться. Для Эдика во всем происходящем имелся лишь один положительный момент: поскольку парень находился под следствием, его не взяли в армию. Малина сидел дома, тихий, испуганный, боялся лишний раз нос на улицу высунуть. Пить он перестал, вел трезвый образ жизни и даже устроился на работу слесарем в местное домоуправление. Эдик понимал, что суд все же состоится, а в Кодексе тех лет имелась статья за тунеядство, советским людям вменялось работать постоянно, на переход с одной службы на другую давали месяц.
Затем вдруг умерла Рита Семина. Ничего криминального в ее смерти не было, девушка упала с платформы станции метро. Следователь было заподозрил неладное, но у Эдика имелось стопроцентное алиби. В тот день и час Малина старательно чистил засоренную трубу под раковиной в квартире очень уважаемого человека, профессора Никанорова. Слесаря видел и сам ученый, и его жена, а домработница так просто стояла над парнем и бдила во все глаза, наверное, боясь, что сантехник сопрет чего-нибудь.
Дальше – больше. Следователь, который занимался Малиной, заработал инфаркт, оказался в больнице, а потом уволился из органов МВД по состоянию здоровья. Дело досталось другому специалисту, который, решив особо не мучиться, отправил Эдика в СИЗО. Да и было за что!
Во время той гулянки разошедшиеся парни сломали во дворе скамейку, подожгли мусорный ящик, разбили окна на первом этаже, обматерили местных старух и напачкали в подъезде. Отвечать за содеянное пришлось Эдику, потому что разозленные соседи все как один твердили:
– Малины это работа. Видели его, а остальных и не заметили. Он несчастье нашего двора, пьет да гуляет, посадите его.
Вот так Эдик, получив небольшой срок за хулиганство, оказался на зоне. Вышел он довольно быстро, вернулся домой и стал жить тихо. Очевидно, исправительная система ушибла парня на всю жизнь. Малина перестал пить каждый день водку, он теперь впадал в запой два раза в год, как покойный отец. Но больше никаких «подвигов» он не совершал. Затаскивал в свою комнату ящик водки, намертво забивал окно гвоздями и просил соседку:
– Слышь, баба Зина, ты меня на улицу не выпускай. Входную дверь запри, ключ себе на шею повесь и не обижайся, если материться начну.
Зина вздыхала, но просьбу непутевого соседа выполняла. Эдуард, правда, особо не буйствовал. Наливался водкой на своей территории, выползал лишь в туалет, на кухню не ходил, в момент запоя он не ел, не пил, не мылся…
Единственное, что бесило Малину в такой момент, это попреки. Баба Зина как-то раз попыталась укорить парня, сказала было:
– Эх ты! Разве ж хорошо как свинья нажираться, – но тут же осеклась.
Всегда мирный сосед подскочил к ней, схватил в охапку, легко донес до окна и проорал:
– Ща выкину дуру!
Зина тогда перепугалась до отключки, кое-как она сумела вырваться из цепких объятий парня и удрать к себе. Когда Малина протрезвел, соседка сообщила ему:
– Ты чуть не убил меня.
Эдик схватился за голову.
– Прости, сам не знаю, как получилось.
Зина только вздыхала. Она хорошо помнила, как Колька Малина в момент запоя тоже творил дивные вещи, бил до полусмерти жену, а потом, придя в себя, начинал рыдать и кричать:
– Ужас! Ужас! Это был не я!
Ванда выслушала рассказ старухи и с испугом спросила:
– Господи! Чего мне делать-то?
Баба Зина сморщилась.
– А че тут поделаешь? Эдька, когда трезвый, тихий вполне, приятный. Живи да радуйся. Он тебя небось любит.
– С какой стати ты так решила? – прошептала перепуганная Ванда.
– Видишь ли, – забубнила бабка, – девок он, конечно, сюда водил, как без них, но жениться не хотел, боялся.
– Чего?
Зина развела руками.
– Небось Клавку вспоминал. А с тобой расписался, зацепила ты его, следовательно. Все хорошо будет, только правила соблюдай.
– Какие? – еще больше встревожилась Ванда.
– Простые, – принялась поучать ее соседка, – коли он злобиться начинает, ко всему придираться, значитца, скоро запьет. Ты ему не перечь, темя не долби, хуже будет. Нехай со своей водкой в спальне сидит. Переезжай вон в гостиную и спи там молчком. Упаси тебя господь ему в такой момент слово поперек сказать, мигом в окошко швырканет, как Клавку.
Ванда схватилась за сердце.
– Думаешь, он первую жену убил?
Баба Зина пожевала нижнюю губу.
– Мое дело сказать, твое послушать.
– Ой, – заплакала Ванда, – уйду я от него! Страх берет.
Зинаида погладила соседку по голове.