– А теперь представь, – не утерпела я, – что тебе еще надо разобрать торбы, приготовить обед, постирать и погладить бельишко, убрать квартиру… Когда же ты без сил рухнешь у телика, в дом войдет муж и заорет: «Ишь расселась! Я работал, а ты целый день дома лентяйничала! Ну-ка, отрывай зад от дивана и беги рысью на кухню, есть хочу!»
– Я никогда так не говорю, – обиженно пробубнил Олег.
– Что-то ты очень много принес, – покачала головой вошедшая за ним Томочка.
Куприн вытащил из кармана мятый листок.
– Нечего меня ругать! Все по списку! Давай проверим. Смотри! Один килограмм сахара. Вот он, пожалуйста. Два пакета гречки. Держите. Три вилка простой капусты и четыре цветной, пять десятков яиц…
Томочка вытаращила глаза, я закашлялась, а Кира начала тихонечко хихикать. Не заметивший нашей реакции Куприн продолжал спокойно вынимать покупки.
– Шесть килограммов муки, семь батонов белого хлеба, восемь бутылочек со средством для мытья посуды, девять пакетов молока и десять газет «Ух». Все точно, никаких ошибок!
– Ну ты даешь! – только и сумела вымолвить Томочка.
– Послушай, – ласково сказала я, – ладно, пять десятков яиц, невероятное количество капусты и длинный ряд упаковок жидкого мыла приобрести можно, в конце концов, логично предположить, что домашние решили сделать запасы, но зачем же нам семь батонов хлеба? А?
– Откуда мне знать, – устало ответил Олег, – котлеты готовить.
– А десять совершенно одинаковых газет?
– Послушай, – обозлился Куприн, – вечно ты всем недовольна! Не хожу я в магазин – лентяй, пойду – дурак! Я, между прочим, целиком и полностью ориентировался на список. Вот тут черным по белому красными чернилами стоит: семь батонов хлеба и десять газет. Томочка лично писала!
– Ты на бумажку взгляни, – сдавленным голосом пробормотала Томуська, – внимательно посмотри, там написано не «семь» буквами, а стоит цифра 7, за ней точка. Это просто нумерация. Я машинально так сделала: один, точка, килограмм сахара; два, точка, пакет гречки. Не в том смысле, что две упаковки крупы. Просто эта покупка шла под номером два!
Тут Кира не выдержала и захохотала в голос.
Олег покраснел.
– Вот что получается, когда за дело берутся бабы, – заорал он, – даже список по-человечески составить не можете!
– Но я очень аккуратно написала, – попыталась спорить Томочка, – после каждой цифры точка!
– Нечего из меня дурака делать! – рявкнул Олег и убежал из кухни.
Томочка растерянно посмотрела на меня.
– Ведь ежу же понятно, что десять одинаковых газет никому не надо!
– Знаешь, дорогая, – ответила я, – ты имеешь дело не с ежом, а с представителем мужского пола, поэтому не ропщи. Еж бы точно увидел точки и все понял правильно.
К дому Эдика я подъехала около пяти часов вечера. Мужчина с оригинальной фамилией Малина обитал в самом центре, в одном из узких кривых переулков, которые стекаются к Маросейке. Я оглядела большой серый дом, вскарабкалась на третий этаж и поняла, что любовь Киры ютится в коммуналке. На косяке было несколько звонков, около одного наклеена бумажка «Малина».
Палец нажал на кнопочку, за створкой глухо затренькало: раз, другой, третий. Я переминалась с ноги на ногу, словно застоявшаяся лошадь. Наконец дверь распахнулась, из квартиры пахнуло плесенью.
– Чего тебе? – устало спросила тетка, одетая в мятый ситцевый халат.
– Здравствуйте, – бодро затараторила я, – Эдуард Николаевич Малина тут проживает?
– Ну.
– Он дома?
– Ну.
– Можно с ним поговорить?
Баба почесала грязную голову.
– Ты кто?
– Представитель радиостанции «Волна», – бодро сообщила я, – Эдуард Николаевич наш постоянный слушатель.
– Ну?
– Мы ежедневно проводим викторину, – несло меня на волне лжи, – а за правильные ответы даем подарки. Ясно?
– Ну.
Однако, похоже, эта баба переплюнула даже Людоедку Эллочку, та все же знала побольше слов, нежели одно короткое «ну».
– Эдуард Малина дозвонился к нам в эфир и абсолютно верно сказал, что первым человеком, полетевшим в космос, был Юрий Гагарин.
– Ну?!
– Я привезла ему приз.
– Ну?!
Очень надеясь, что тетка не имеет никакого отношения к радиовещанию и не знает, что сотрудникам радиостанции и в голову не придет раздавать слушателям презенты, да еще самостоятельно развозить их победителям, я выудила из пакета коробку с феном, которую мне на день рождения подарила Лиза Риопова, и воскликнула:
– Вот.
– Давай, – ожила тетка.
– С удовольствием, если вы Эдуард Малина.
– Не, – разочарованно протянула баба, – я Ванда, жена его.
Фен чуть не выпал у меня из рук.
– Ванда! Как вы себя чувствуете?
– Ну… А че?
– Не болеете?
– Тьфу-тьфу, на здоровье не жалуюсь, – охотно сообщила хозяйка, – так дашь фен?
Я почувствовала, как волна злобы поднялась к горлу и мешает дышать. Значит, я не ошиблась. Эдик попросту бабник, ловелас, обманул наивную Кирку. Его Ванда выглядит здоровее многих.
– Нет, – рявкнула я, – зови мужа!
– Эдька, – завопила тетка, – поди сюда! Живо, ханурик безмозглый!
Из душного коридора появилась тщедушная фигурка. От удивления у меня глаза полезли на лоб. Борис, законный супруг Киры, красивый, статный мужчина. Рост у него, наверное, метр восемьдесят пять, спортивная фигура, приятные черты лица. Боря всегда гладко выбрит, пахнет хорошим парфюмом и одет с иголочки. Уж не знаю, какие у него червоточины в душе, но внешний вид всегда безупречен. Эдик же выглядел омерзительно.