Я обозлилась до крайности. Мало того, что Олег выставил меня перед Юрой и Игорем окончательной и бесповоротной идиоткой, так еще и пытается изображать заботливого супруга, предлагая мне тот сорт лакомства, который я никогда не возьму в рот. Если что терпеть не могу, так это ванильный пломбир, ем только плодово-ягодный или шоколадный. Ну, погоди! Сейчас…
В этот момент Куприн умоляюще посмотрел на меня, я поперхнулась невысказанными словами и сказала совсем не то, что собиралась:
– Дай денег на стаканчик.
Куприн похлопал себя по карманам.
– Вот черт! Кошелек на работе оставил. А у тебя что, у самой нет?
Я медленно пошла к будке с надписью «Вкусный лед». У меня-то все есть, но ведь мороженым угостить меня хотел Олег. Ну согласитесь, самой купить эскимо или получить его от супруга, это, как говорится, две большие разницы.
Благодаря Юре и Игорю ситуация быстро разрешилась. Машину подняли на платформу.
– Слышь, Олег, – велел Горелов, – садись в тачку и кати за мной, Юрка нас проводит. Чего стоишь?
Куприн пошел к «Жигулям».
– Эй! – возмутилась я. – Вообще-то, это моя машина!
Олег сел за руль и воскликнул:
– Ну с какой стати так придвигать сиденье!
– Оно сделано под мой рост, вылезай!
– Понимаешь, Вилка, – торжественно объявил муж, – мне придется поехать на этом металлоломе. Ведь Юрка и Игорь считают, что ты рассекала на моей тачке, так?
– Ну… да, конечно, так, – ответила я, плохо понимая, куда он клонит.
– Значит, я прибыл к месту аварии на «Жигулях», – вещал дальше муж, – ты помяла крыло, раздолбасила фару, расплакалась, разнервничалась…
– Я? Стала лить слезы на проспекте из-за такой ерунды?
– …позвонила мне, – не останавливался Куприн, – я, естественно, бросил все дела и кинулся тебе помогать, позвал Юрку и Игоря. А раз приехал на «Жигулях», то на них мне и уезжать, логично?
– Логично, – как робот-автомат подтвердила я.
– Очень хорошо, что ты правильно оцениваешь ситуацию, – кивнул Олег, заводя мотор, – мне еще потом куча дел предстоит, а тебе на метро домой даже удобнее. В городе такие пробки! Я просто завидую тебе, понесешься под землей без всяких проблем, сядешь, станешь книжечку читать. Красота!
– Олег! – заорал Юрка. – Хватит жену утешать, еще брюлики ей за глупость купи!
– Все, стартуем, – отозвался муж и газанул.
Я осталась с раскрытым ртом в полном обалдении. Ну не дура ли! Решила, что муж поведет меня в кино, попытается таким образом извиниться за свое гадкое поведение в кафе. И что на самом деле?
Между прочим, я направлялась вовсе не домой, а в Марьино, туда, где прописана Василиса Лапина.
Нужная улица оказалась не в Марьине, а в Капотне. Серо-желтая пятиэтажка уютно расположилась среди не по-московски буйнозеленых деревьев. Я вошла в подъезд и обрадовалась, квартира Васи располагалась на первом этаже. Ткнув пальцем в кнопку, я неожиданно ощутила жуткую усталость. Как быстро, однако, человек привыкает к хорошему, ездила я всю жизнь на общественном транспорте, и ничего, потом пересела за руль и поняла, вновь временно оказавшись в подземке, какое же это утомительное занятие – катить сначала в душном, переполненном народом вагоне, а потом на маршрутке.
– Вам кого? – прозвучало из-за створки.
– Лапину можно?
Загремел замок, на пороге появилась женщина лет шестидесяти.
– Ну я Лапина. А в чем дело?
– Мне нужна Василиса Семеновна, – сказала я и быстро добавила: – Наверное, она ваша сестра?
Мой совет, если встречаешь знакомую, с которой не виделась лет пятнадцать, а она, справившая пятидесятый юбилей, толкает перед собой коляску, смело говори: «Как на тебя дочка похожа!»
Ежу ясно, что младенец ее внучка, но ведь как приятно бабушке услышать подобное заявление. Поняв, что их считают молодыми, женщины делаются добрее и охотно идут на контакт.
Но Лапина даже не улыбнулась.
– Я Анна Сергеевна, а Василиса моя дочь, покойная. Что у вас за дело к умершему человеку?
– Василиса скончалась? – ужаснулась я. – Когда? По какой причине?
Анна Сергеевна перекрестилась.
– Тридцать первого декабря прошлого года, аккурат в праздник!
– Боже мой! Под машину попала?
– Нет, – покачала головой мать, – пошла на чердак белье развешивать, у нас там веревки, и упала из окна. Хотела раму отворить, встала на подоконник, ну и конец! А вы кто?
Я с трудом пыталась прийти в себя.
– Извините, бога ради…
– Господь простит.
– Я не знала…
– Все в руках божьих.
– Еще раз простите, а где ее муж, Михаил? Он случайно не тут живет?
Зрачки Анны Сергеевны стали узкими, как у кошки.
– Михаил… А! Зачем он вам?
– Ну… так! Очень нужен.
– Входи, – неожиданно пригласила Анна Сергеевна, – босоножки снимай, чисто у меня. Комната слева, сюда.
Я вошла в длинное прямоугольное помещение и невольно попятилась. Повсюду со стен смотрели иконы, их было очень много, светлых и темных, перед самыми большими теплились лампадки. Шторы на окнах задернуты, вокруг царил полумрак.
– Лоб не крестишь, потому что не воцерковлена или веры иной? – строго поинтересовалась Анна Сергеевна.
Я моментально неумело сложила пальцы щепотью и осенила себя крестным знамением. В нашей семье нет икон, мы с Томочкой истинные дети эпохи социализма, атеисты не по убеждению, а от вдолбленного с ясель постулата: «Бога нет, религия – опиум для народа».
– Я православная, – быстро сказала я, – растерялась просто.
– Это ничего, – кивнула Анна Сергеевна, – садись и послушай. Я очень хорошо понимаю, зачем ты пришла. Дочь моя, несчастная Василиса, пусть послужит тебе примером. Думаю, на самом деле она покончила с собой.
Я поднесла руки к лицу:
– Ой!